Налоги доходили до огромных цифр — разбухшая почти до 50 тысяч человек армия требовала жалованья и продовольствия. В церковных делах царил полный беспорядок. Поистине, много еще оставалось завоевать в этой стране…Для Кромвеля день 3 сентября тоже стал днем особенным. Все последующие годы он свято чтил его и отмечал. Позднее, уже после его смерти, родилась среди врагов легенда, что в этот день, перед Вустерским сражением, в лесу явился к нему некий таинственный господин со свитком пергамента в руке. Он обещал Кромвелю семь лет исполнять все его желания, а по истечении этого срока получал право полностью завладеть его душой и телом. Кромвель скрепил договор с дьяволом, — а это был, разумеется, не кто иной, — своею кровью и, полный адского воодушевления, ринулся в битву. Вот чем объясняется его блестящая победа. Несомненная правда во всей этой истории — лишь факт, что Кромвель умрет ровно семь лет спустя и именно в этот день — 3 сентября.Победа при Вустере не только увенчала Кромвеля как победоносного вождя, не только подкрепила его уверенность в правоте своего дела, по и сняла с его души многолетнюю тяжесть — тяжесть заботы, страха за судьбу республики, неуверенность в собственном призвании. Теперь можно было отдохнуть, отбросить печали, даже позабавиться. Он был на родине: ее милые поля и перелески ласкали взор. Он ехал домой, к любимой жене, к детям. Он дышал воздухом родины. По дороге к Лондону ему поднесли охотничьих соколов, которых он так любил, и он, бросив все, отдался на денек своей юношеской страсти — соколиной охоте.В Лондоне его встречали опять с триумфом и пушечной пальбой. Парламент пожаловал ему еще и летний дворец короля, прелестный Гемптон-Корт с обширным парком, в котором водилось множество оленей. К его доходу добавили еще четыре тысячи фунтов в год. Едва он приехал, к нему стали являться иностранные послы; петиции подавались в обход парламента на его имя. Палата в официальном поздравлении писала ему: «Теперь, когда силою благословения, ниспосланного богом на вас и на армию, неприятель вполне уничтожен и положение дел как в Англии, так и в Шотландии избавляет ваше превосходительство от необходимости продолжать кампанию, парламент желает, чтобы вы для полнейшего восстановления и укрепления вашего здоровья предались отдыху и успокоению, сколько сочтете необходимым, и чтобы с этою целью избрали себе местопребывание в недальнем расстоянии от Лондона, так, чтобы в важных совещаниях, которыми парламент имеет заняться для окончательного утверждения республики, он мог воспользоваться вашим присутствием и вашими советами».Кромвель отныне стал главным человеком в Англии. Хью Питерс, проповедник, который наблюдал его триумф, сказал даже: «Этот человек станет английским королем». Но вряд ли Оливер сейчас об этом думал. Принимая почести, он вел себя с отменной скромностью; говорил только об отваге и искусстве своих солдат — никогда о себе самом. Он жил по-прежнему без претензий, хотя резиденция его находилась теперь в Уайтхолле, в группе зданий, получивших название Кокпит. Иностранные послы выражали немалое удивление спартанской простотой его обстановки и образа жизни. Он не думал сейчас о себе — в его душе был мир, тело наслаждалось здоровьем. Время сражаться, проливать кровь, рисковать прошло. Теперь следовало оглянуться вокруг и приняться наконец за устроение дел в государстве — за то самое окончательное урегулирование, которого ждал народ.Кромвель ощущал необходимость внутреннего устроения нации уже давно — с момента казни несчастного монарха. С этой мыслью он не расставался ни в Ирландии, ни на полях сражений суровой северной страны. В августе 49-го года он подписал петицию, поданную в парламент советом офицеров, где говорилось: «Все изданные ранее уголовные законы, а равно изданные в последнее время указы, посредством которых много богобоязненных людей подвергалось гонению, должны быть отменены… Необходимо как можно скорее обсудить вопрос о больших неудобствах, происходящих вследствие многочисленности ненужных законов с их запутанностью и проволочками, которые приносят выгоду отдельным лицам к вреду и издержкам для общества…» Год спустя, уезжая па север, он говорил Ледло, что желает посвятить все свои силы коренной реформе церкви и права. Но юристы этому противодействуют. Как только речь заходит о реформе права, они кричат, что это значит упразднять собственность. «Между тем, — доверительно признавался Кромвель, — право в том виде, как оно существует, служит только интересам юристов и поощряет богатых притеснять бедных».А после Денбара, еще не остыв от чудом добытой победы своих истомленных войск, он писал спикеру: «Великие дела свершил бог посредством вас в войне; великих дел ждут люди от вас в мире. Отрекайтесь от самих себя, по сохраняйте и усиливайте свою власть, чтобы обуздывать гордых и дерзких, посягающих на спокойствие Англии; облегчите страдания угнетенных, прислушайтесь к стонам бедных узников; позаботьтесь исправить злоупотребления во всех сословиях. Не к лицу республике, если для обогащения немногих разоряются многие».
С такими намерениями Кромвель вернулся в Англию. Три главные задачи стояли перед страной. Первая из них — реформа права, которая означала в его глазах и глазах современников не только изменения в законодательстве, но и социальные переустройства. Жестокие войны ввергли страну в хаос: отношения между лендлордом и арендатором, между должником и кредитором, между работником и нанимателем нуждались в упорядочении. Самое обременительное для крестьян, самое тяжкое из феодальных установлений — копигольд — крепостное держание земли от лорда, отменено не было;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128