Вовсе незнакомые с пищевыми консервами, дающими огромное преимущество современному полярному путешественнику, они взяли с собой огромное количество солонины, также по большей части весьма плохого качества, и муки, что и составляло главнейшим образом их питание. Отсюда постоянные болезни и высокий процент смертности от тифа и цынги, развитие которой тогда объясняли «густотой и влажностью воздуха». Но чем дальше в лес, тем больше дров. Непредвиденные трудности порождали средства к их преодолению. Становилось ясно, что первоначального контингента людей уже недостаточно, людской состав экспедиции поневоле все увеличивался, но не увеличивалось поступление провианта и снаряжения. Магазины, сооружённые на Майском и Юдомском устьях, по Юдоме, у Горбеи, в Щеках, в Частых островах и на Юдомском Кресте, требовали пополнений, а флотилия, предназначенная для перевозочных работ, из 18 дощаников, плававших по Алдану, Мае и Юдоме, столь же настоятельно нуждалась в ремонте и снабжении канатами. Все эти пополнения происходили с крайней медленностью и в далеко не достаточном количестве. А между тем для разбухшего штата экспедиции теперь требовалось уже ежегодно провианта не менее 16 тысяч пудов, и, помимо этого, нужно было прокормить команду, работающую на сплаве, численностью около тысячи человек. С отчаянием восклицает Беринг: «И ежели повсегодно отправления провианта не будет, то всемерно, в таких пустых и бесхлебных местах, востребуется великая нужда и страх того, чтобы такого многолюдства не поморить от голоду, и не принуждены бы были, не окончив подлежащих экспедиционных дел, втуне оставить и всех служителей распустить». Вопрос доставки продовольствия в эти отдалённые края, вовсе лишённые путей сообщения, являлся наиболее важным вопросом Великой Северной экспедиции и поглощал едва ли не главную долю энергии и внимания как самого Беринга, так и его спутников. Опубликованные недавно впервые в журнале «Красный архив» подлинные донесения Беринга свидетельствуют об этом с полной очевидностью. Как и нужно было ожидать, уже на четвёртый год своей деятельности Великая Северная экспедиция породила всеобщее недовольство. Негодовали и постоянно жаловались на непосильные тяготы местные жители; команда судов во множестве находилась в бегах; за ложные показания «слова и дела» людей целыми толпами под конвоем отправляли в Иркутск; сибирские власти строчили доносы и кляузы в Петербург; офицеры и весь начальствующий состав перессорились между собой и были на ножах; наконец, экспедицией Беринга были сильно недовольны в Петербурге и за медлительность и за нарекания на неё. «Козлом отпущения» всего этого беспорядка сделался, разумеется, сам Беринг. Жалобы и нарекания на него сыпались со всех сторон. Начальник Охотского края — скандалист Писарев написал донос в Петербург, в котором обвинял Беринга и Шпангберга «в лихоимстве и корчемстве табаком и вином», добавляя, что «от оной Камчатской экспедиции никакого приращения не учинено, да и впредь не надеется быть, кроме великих государственных казённых убытков», что «та экспедиция напросилась в Сибирь ехать только для наполнения своего кармана», что «Беринг уже в Якутске великие пожитки получил, и не худо б было жену его, едущую в Москву, по сибирским обычаям осмотреть». Находившийся в Якутске в ссылке, бывший капитан-лейтенант флота Казанцев, повидимому, не без влияния Писарева, также нашёл нужным сообщать в Петербург, что в экспедиции происходят «великие непорядки», что все её отправление происходит крайне медленно, и что вообще из экспедиции «прочного ничего не будет». Подчинённые офицеры также были недовольны Берингом и все неполадки в экспедиции приписывали лично ему. Доносы сопровождались кляузами. Офицер экспедиции Плаутинг сообщал в Петербург, что Беринг принимает подарки от якутских жителей, которые откупались таким способом от службы в его экспедиции. К этому вздорному обвинению, которое приводится лишь для того, чтобы показать, насколько ненормальными, исключающими дисциплину были отношения между начальником и его подчинёнными, Плаутинг добавил: дело потому идёт так плохо, что начальник проводит время в развлечениях и «весёлостях», хотя радоваться вовсе нечему; пускает фейерверки, разъезжает в больших санях по городу с гостями и музыкантами, привёз карету для катаний и т. д. Академики также присоединились к общему хору недовольных. Они жаловались, что терпят от Беринга обиды, и просили совершенно освободить их из-под его начальства. В Петербурге было сделано предложение Сенату и Адмиралтейств-коллегий пересмотреть дело о Великой Северной экспедиции и решить: стоит ли её и впредь продолжать, приняв во внимание её малые результаты, огромные издержки на неё (тогда уже доходившие до 300 тысяч). Сенат также, посылая неоднократно запросы в коллегию, спрашивал: не пора ли, наконец, остановиться? Казалось, дело экспедиции висело на волоске. Но поразительное по тому времени упорство, с которым коллегия настаивала на необходимости продолжать экспедицию («надобно, — говорили там, — довести дело до конца, иначе все доселе сделанные издержки пойдут на ветер»), — спасло её. Коллегия, зная, повидимому, цену тогдашним доносам, всячески оправдывала перед правительством Беринга и просила сместить его врага Писарева. В обращении же лично к Берингу коллегия проявила большую твердость и строгость. Берингу был объявлен строгий выговор за медлительность и нераспорядительность; ему угрожали даже более строгим взысканием и приводили в пример Муравьёва и Павлова, которые были разжалованы, как мы видели выше, в солдаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63