Вот послушайте…
Случилось это во Франции. Мимо изображения Мадонны проходят люди. И по традиции каждый что-нибудь оставляет возле статуи: кто цветы, кто ленты, кто записки. В кружку бросают мелкие монеты — для нищих… Однажды этой дорогой брел цирковой актер — Жонглер. Он был беден, в карманах его старенького костюма лежали только шарики, которыми он жонглировал. Оставить у ног святой девы артист ничего не мог… И тогда, обернувшись к Мадонне, он вынул шарики и начал жонглировать ими, показывая самые трудные, самые красивые номера. Собрался народ, поднялся ропот: «Он кощунствует перед святой девой!» Жонглер же их не слышал: так был занят своим делом. Мимо проходил седой священник — кюре этого прихода, и его возмутили упреки прохожих. И тогда он сказал им: «Этот человек с чистым сердцем отдает богоматери все самое ценное, что имеет. И не просит у нее ничего. А вы, бросающие гроши в кружку, тут же о чем-нибудь просите в награду. Однако никто не называет кощунством ваши поступки. Так не мешайте этому человеку делать то, что он делает во имя святой девы!»
Наталья Владимировна закончила свое повествование.
Гостья, подняв на нее глаза, молчала: она и угадывала подтекст рассказа, и сомневалась, так что Наталье Владимировне пришлось сказать:
— Вот так же и вы, Аннушка, даете миру все лучшее, самое драгоценное, что имеете!
Вечер длился долго, необыкновенно приятно и памятно.
Когда Анна Павловна объявила, что ей пора уходить, хозяйка остановила ее:
— Посидите еще, вот-вот придет наш общий старый знакомый.
— Кто это? — испуганно спросила гостья.
— Алексей Алексеевич Игнатьев.
— Игнатьев? Граф Игнатьев? Неужели? Однажды на вечере каком-то я танцевала с ним вальс. Интересно, какой он сейчас…
Действительно, постоянным вечерним гостем Трухановой в Париже был Алексей Алексеевич Игнатьев, теперь полковник, военный атташе императорского русского посольства во Франции.
В простом черном штатском костюме бывший кавалергардский ротмистр уже не имел пленительной молодцеватости, как в Петербурге, но оставался все тем же стройным, вежливым, прекрасно воспитанным человеком.
Алексей Алексеевич сознавал многие несправедливости русской жизни и тяжело пережил крушение в русско-японской войне веры в величие и непогрешимость царского самодержавия.
Этот вечер весной 1913 года у Трухановой положил начало дружбе трех русских людей, закинутых разными судьбами в Париж. Сердечные отношения продолжались до последних дней жизни Анны Павловой. Они виделись нечасто, но каждый раз, когда Павлова бывала в Париже, они договаривались и проводили вместе отрадные часы. Каждая такая встреча вызывала воспоминания о России…
Дочь опереточного артиста Бостунова и француженки, Труханова, как и Павлова, начала постигать жизнь с нужды и печали. Отец оставил семью, когда дочери было тринадцать лет, и ей самой пришлось устраивать свою жизнь. Наташа отказалась от его имени и назвалась Трухановой. Окончив курс в филармоническом училище у Владимира Ивановича Немировича-Данченко, она не стала драматической актрисой, а предпочла учиться танцам у балетмейстера Большого театра Ивана Николаевича Хлюстина. В Москве служба в частном театре не оправдала ее надежд, и девушка уехала в 1905 году во Францию.
Выступая в небольших театрах, Наталья Владимировна быстро завоевала известность «концертами-танцами»; с этими оригинальными балетными миниатюрами она гастролировала в Берлине, Мадриде, Вене, в Лондоне. В Театре Елисейских полей она имела определенный успех в небольших балетах: «Саломее», «Пляске смерти», «Маришке» и в «Чуде».
Весною 1914 года, направляясь в Берлин, Анна Павловна вновь свиделась с Наташей и Игнатьевым. Алексей Алексеевич не хотел пугать артистку, но все-таки предупредил о возможности войны.
— Окна на Сен-Жерменском бульваре, где помещается генеральный штаб, светятся подолгу в ночные часы, — сказал он, цитируя свое донесение в Петербург, и добавил от себя: — Генеральный штаб работает, Париж танцует на вулкане, В Петербурге, где я только что был на приеме у государя, царит общее благодушное самодовольство!
— Ах боже мой, но у меня контракт! — волнуясь, отвечала Павлова. — Что же мне теперь делать?!
Она уехала встревоженная.
В те дни, кроме дипломатов и штабных работников, мало кто верил в возможность войны с Германией. Многие допускали войну с Турцией, с Японией, с Китаем, представители которого бродили по улицам русских городов с тюками шелковых товаров за спиной. Но с Германией?!
28 июня 1914 года в Париже на Лошанском скаковом ипподроме разыгрывался знаменитый Большой приз президента республики. Был жаркий воскресный день, зрители бурно приветствовали появление президента. В скачках участвовало много популярных рысаков. Русский военный атташе едва успевал разобраться в достоинствах и недостатках чистокровных победителей.
Вдруг в публике появились продавцы газет, размахивая свежими листами:
— Убийство герцога Фердинанда! Убийство герцога Фердинанда!
Схватив у первого попавшегося газетчика специальный выпуск, Алексей Алексеевич прочитал: «Сегодня утром в Сараеве выстрелом из револьвера убиты наповал проезжавшие в коляске наследник австрийского престола эрцгерцог Фердинанд и его супруга». «Война!» — подумал Игнатьев, чутьем дипломата догадываясь о провокационном характере убийства.
В тот вечер, как всегда, Алексей Алексеевич обедал у Трухановой, где собрались знакомые, быть может, надеявшиеся узнать мнение русского военного атташе о событии в Сараеве.
Алексей Алексеевич предпочитал слушать, а не высказывать собственных соображений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106