Наполнив мешок доверху, он дернул веревку, прикрепленную узлом к краю мешковины, и груз поплыл вверх, под потолок — в пролом печи.
Котыша вернулся за прилавок, вытащил откуда-то снизу ящик и лихорадочно рассовал по карманам, вынимая из ящика, мятые купюры. Потом затянул ремень, так что перехватило дыхание, наклонил ящик и, пригоршней зачерпывая мелочь, высыпал ее за пазуху.
Когда содержимое ящика исчезло в Котышиной рубахе, он юркнул к печи, просунул голову и руки в веревочную петлю, затем опустил руки — и веревка оказалась под мышками. Сверху веревку потянули. И Котыша, упираясь ногами в кладку, начал подниматься к пролому печи.
Вовка Шалавый — новый участник дела, — плечистый рослый парень, тащил на спине сразу два мешка, за ним, рассекая ветки и кустики, спешили Котыша с Сидором. Шли скоро, почти бегом, трещали сухие сучья под ногами, мягко шуршал мох. Не останавливаясь, компания меняла затекшие руки, вцепившиеся в мешки на спине, смахивала струи пота со лбов...
Какой-то странный звенящий звук впитался в шорох шагов.
Вовка Шалавый, шедший впереди, остановился.
— Что это?
Котыша и Сидор сбросили мешки.
— Понятия не имею, — пожал плечами Котыша.
Шалавый включил фонарь и пошел назад по собственным следам, освещая поросшую мхом землю.
В свете фонаря блестели монетки — одна, вторая, третья...
Вовка вернулся и подошел вплотную к Котыше.
— Выверни карманы!
— Не при на меня! — взвизгнул Котыша.
— Выверни! — И Вовка сам вывернул карманы подельщика.
Вывалились мятые купюры.
— Отвали! — пытался сопротивляться Котыша.
Но Вовка Шалавый рванул его ремень — из-под рубашки к ногам Котыши высыпалась куча монет.
— Ты же говорил, что денег в сельмаге нет!
Вовка саданул ему поддых. Потом еще. Котыша упал на колени. Шалавый ударил ногой.
— Хочешь его защитить? — спросил Вовка Сидора.
Тот отрицательно помотал головой.
— Мое! — Котыша открыл карты и сгреб мелочь и мятые рублевки со стола.
Картежники — парни с Ленькиного двора — уныло ставили в кон.
За спиной Котыши появился Ленька.
— Играю, — заявил он. — Почем?
— По полтиннику, — ответил Котыша, и Ленька заметил, что он хорошо «датый». Да и окружение Котыши не уступало своему предводителю. Появление Леньки почему-то вызвало у них гадливые ухмылки.
Ленька сел играть под последнюю руку. Котыша хотел было переместить его на первую («садись туда, там места больше»), но парнишка отказался:
— Мне и здесь хорошо!
Парни поднимали карты и делали ставки.
— Рубль!
— Прошел!
— Прошел!
— Бросил.
— Три!
— Пять! — заявил Ленька.
Охотников на эту ставку не нашлось и он, не открыв карты, взял кон, ссыпав деньги себе за пазуху.
Теперь сдавал он. И опять выиграл, здорово повысив ставку.
В третий раз ему пришлось предъявить карты и Котыша, рискнувший пойти на десять рублей, охнул:
— Да. Ему кобыла прет!
На руках у Леньки были три туза.
Деньги со стола переместились к Леньке за пазуху.
— Ставьте! — предложил он, тасуя колоду.
— Сдавай — я отвечаю! — зло потребовал Котыша — денег у него больше не было.
— Без денег я не играю. Кто ставит?
Картежники молчали.
— Тогда я пошел. — Ленька положил колоду на стол.
— Стой! — схватил его за руку Котыша. — Отыграйся!
— В дрынку не отыгрываются. — Ленька выдернул руку и шагнул от стола.
— Стой, ты, сука, жидовская морда! — Котыша вскочил и сорвал с пояса матросский ремень с залитой свинцом бляхой.
Этого терпеть было нельзя. Ленька остановился и, стиснув кулаки, приготовился к драке.
Котыша шел на него, зажав в руке конец ремня. Бляха покачивалась у его щиколотки в такт шагам.
Ленька прыгнул вперед, упреждая удар бляхой, выхватил ремень и стеганул им Котышу по голове.
Тот, согнувшись вдвое, качаясь то ли от водки, то ли от удара, пошел прочь. Сквозь пальцы, прижатые ко лбу, сочилась кровь.
А Ленька, не выпуская трофейного ремня из побелевшей от напряжения пятерни, нарочито медленно, чтобы картежники не посчитали его трухнувшим, брел к подъезду.
Он лежал на кровати поверх покрывала лицом к стене, подтянув ноги к животу.
Репродуктор слюнявил песню:
Есть у нас агроном,
Ой да косы длинные,
А глаза, друг,
Бирюза, друг,
И зовут Галиною...
От удара камешка задребезжало оконное стекло.
Ленька выглянул во двор.
Внизу с перевязанной головой — бинт на лбу и под челюстью — стоял Котыша и манил его к себе.
В темной комнате, под светом фотоувеличителя, он вытащил из черного пакета «вальтер», проверил обойму и сунул пистолет в карман шаровар.
Бабушка, чистившая картошку на пустой в этот дневной час кухне, угадав по выражению лица внука что-то недоброе, кинулась наперерез и загородила выход из кухни, раскинув руки.
— Ты шо? Ты шо, скаженный? — успокаивала она.
Ленька стоял перед старухой бледный, не разжимая губ.
— Не пущу! — выкрикнула бабушка.
Внук резко нагнулся и проскочил мимо бабки под ее рукой.
Сжимая в кармане «вальтер», он стоял у подъезда и оглядывал двор. Котыши во дворе не было. Ленька понял, что ждут его за балаганами, где происходили все драки и толковища.
Узкая, в ширину человеческого корпуса, щель между балаганами — так называли самостроенные сараи — вела к этому известному в округе месту.
Ленька появился из щели и тут же прижался спиной к стене балагана.
Потом он много раз пытался понять: что толкнуло его к стене? Спасло от ударов сзади? И приходил к выводу — судьба или Господь. В разные периоды его жизни ответы менялись.
Но сейчас он прилип к стене.
А против него, шагах в пяти, топталась ватага пьяных парней и в центре — перевязанный Котыша. Почти никого из ватаги Ленька не знал или не узнал теперь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109