— То, то! — И женщина, с которой я не спускал теперь глаз, принялась за записку, переданную мне ее спутником тотчас же. В записке значилось: «Разбудите исполнителя».
Я повернулся в сторону моего коллеги-гастролера, и, естественно, теперь весь зал смотрел на него. Исполнитель, разогретый прожекторами, и не только ими, спал, конечно, похрапывая.
Нужно было срочно выходить из положения, и я уверенно заявил:
— Кутузов тоже спал на военных советах, но победил Наполеона!
В зале засмеялись и зааплодировали.
Исполнитель открыл глаза, встал и с большим достоинством поклонился.
При звании
Оба артиста писали. Один — фельетоны для собственного исполнения (Н. Смирнов-Сокольский). Другой — куплеты (И. Набатов). Оба работали в одной эстрадной программе. Фельетонисту присвоили звание заслуженного артиста, а куплетист долго ходил без звания. Вообще-то оно было — звание лауреата Сталинской премии за участие в «великом» фильме «Клятва», но в ту пору говорить об этом было неприлично, и куплетист мучился от собственной ущербности. Документы на звание засылали в инстанции не раз, однако инстанции тянули. И наконец куплетист прочитал указ о присвоении ему звания «Заслуженный деятель искусств». Он примчался к фельетонисту и гордо заявил:
— Ты всего-навсего заслуженный артист, а я, — куплетист воздел руку к небу, — заслуженный ДЕЯТЕЛЬ искусств.
— Правильно, — парировал фельетонист, ничуть не обидевшись, — ты и есть деятель, мы тебя никогда за артиста и не держали.
Долг Моргунова
Моргунов не сразу стал «Бывалым». Он был и Стаховичем в «Молодой гвардии» С. Герасимова, и одноглазым офицером в «Двух жизнях» Л. Лукова. В бытность «одноглазым офицером» Моргунов в час ночи постучался ко мне в номер гостиницы «Московская» в Питере, где жила съемочная группа.
— Очень нужно, Леня. Открой.
Я открыл дверь. Моргунов выложил на тумбочку три пончика стоимостью по пять копеек каждый и заявил:
— Ты будешь третьим. Ты, я и Жора Петров. Давай рубль — и я иду за бутылкой! Это, — он показал на пончики, — закуска!
— Не хочу! — отнекивался я, но Моргунов был неутомим в уговорах.
Пришлось дать рубль.
Прихода Моргунова с бутылкой я не дождался — уснул.
Утром выяснил, что Моргунов собрал взамен пятикопеечных пончиков по рублю со всей мужской части группы, человек с тридцати.
Место для веселья
За столик Юрия Олеши в кафе «Националь» попал американский турист, что было нечасто в хрущевские времена.
Юрий Карлович сидел нахохлившись, а американец, при помощи разговорника, спрашивал:
— Скажите, где в Москве можно весело провести время?
— В парткабинете, — безапелляционно отрезал Олеша.
Не по карману
В конце двадцатых в Мариуполе ходили по «буржуазным» кварталам красноармеец и работница в красной косынке с кружкой — собирали средства на строительство социализма. Заглянули они и к местному конферансье.
— Внесите на построение социализма! — потребовал красноармеец.
И тотчас получил ответ:
— Если нет денег, то не строятся!
Цена каждого слова
Театральный администратор с юга России приехал в Москву и решил посетить знаменитый МХАТ, руководимый Станиславским и Немировичем-Данченко. Мхатовский вальяжный администратор небрежно взял из ящика карточку, начертал на ней «на свободное» и подал своему провинциальному коллеге. Тот в знак признательности хотел было пожать руку своему благодетелю, но взамен получил только два пальца.
— Я встречался с самим Львом Толстым, — удивленно покрутил головой провинциал, — он написал всю «Анну Каренину» и подавал целую руку, а вы — только два слова и за каждое — по пальцу!
Мой диагноз
После инфаркта я поехал долечиваться в привилегированный санаторий. Рассчитывал прожить там положенный срок келейно и без волнений. Но не тут-то было. Меня извлек на свет божий местный клубный работник и заставил перед партийно-советским руководством средней руки (было межсезонье, когда путевки достаются «второму составу») прочесть лекцию о положении нашего кино. Отказаться не удалось, и я начал:
— Я считаю... мне кажется... я вижу... я думаю...
Из зала на сцену поднялась дама с хорошо уложенной на голове «халой» и заявила проработанным тоном:
— Что вы все — «я» да «я»! Вы от скромности не умрете.
— Верно, — отвечаю, — я приехал сюда лечиться от других болезней.
Воспитание режиссеров
Леонид Луков привез в Москву сдавать начальству фильм «Я люблю». Киноруководитель Шумяцкий, похвалив картину, потребовал вырезать эпизод, где девочка-подросток в исполнении известной Гули Королевой, резвится в березовой роще под напором пробуждающейся плоти. Луков гордился этой сценой и вырезать отказался.
— Смотри, — сказал Шумяцкий, — сейчас ведущим режиссерам автомобили выдают!
— Сцена мне дороже, — непреклонно заявил Луков.
На премьере в Доме кино Луков ждал любимой сцены, как ждал и аплодисментов после нее. Но мелькнуло только начало первого ее кадра. Сцены в фильме не оказалось. Рядом с режиссером сидел тот же Шумяцкий, и Луков, наклонившись к нему, спросил:
— Значит, мне дадут автомобиль?
— Нет. Нужно было самому вырезать!
Телеграфная дуэль
Утесов был на долгих гастролях в столице соседней республики, только вернулся домой — и снова гастроли. Жена Утесова сразу после его нового отъезда получила телеграмму. Неизвестная ей женщина из столицы соседней республики обращалась к актеру: «Я беременна зпт сообщи что делать вопрос».
Жена актера пошла на почту, послала телеграфом тридцать рублей и сделала приписку: «Делайте аборт восклицание». И подписалась.
На следующий день она получила телеграфный перевод на тридцать рублей и, соответственно, словесное дополнение:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109