«Младший сержант Павел Хаустов — комсорг эскадрильи. Погиб 16 ноября 1941 года...»
Немцы в тот день налетели на наш аэродром неожиданно. Мы только что приземлились. Самолеты были на заправке. Начальник штаба майор Куцов и я стояли возле капонира. Разговор шел о наших близких. Трофим Петрович радовался тому, что его семья эвакуировалась в Ташкент. И в этот момент над аэродромом появились вражеские бомбардировщики.
Всем в крытую щель! — крикнул Куцов, ныряя под землю. Я почему-то остался наверху. «Юнкерсы» повисли над первой эскадрильей. Было отчетливо видно, как от них отделились бомбы. В то же самое время на нашу эскадрилью стала пикировать вторая группа бомбардировщиков. Я бросился в щель, вырытую рядом с капониром. В ней уже был Хаустов.
— Здорово, Паша!
— Они прямо на нас пикируют! — закричал он, выскочил из щели и побежал в другую. И в этот момент бомба с нарастающим свистом упала где-то рядом. Взрыв потряс все вокруг.
— Паша, где ты? — позвал я. — Паша!..
Сдвинувшаяся от взрыва земля сузила щель, и мне никак не удавалось выбраться из нее. Полузасыпанный и сдавленный, я лежал на дне своего укрытия, не зноя, что с Хаустовым. А бомбы продолжали рваться одна за другой. Причем я ощущал каждый взрыв не только барабанными перепонками, но и боками. Земля колебалась и вздрагивала.
Когда «юнкерсы» ушли, товарищи помогли мне выбраться из щели, и я увидел Павла. Широко раскинув руки, как бы обнимая землю, он лежал лицом вниз на присыпанной снегом траве...
Вспоминаю обо всем этом, и так тяжело становится на сердце. Голос Сухова выводит меня из раздумья:
— Эй, страж воздушный! — Сергей стучит по фонарю кабины. — Пошли на построение!
— А что там? По какому случаю?
— Начальство большое приехало. Наверное, указания давать будет.
— Не могу, время не вышло. Еще двадцать минут.
— Ну давай, померзни немножко...
И начальство, и все наши собираются поблизости от капонира, в котором стоит самолет Костылева. Я вижу стол, покрытый красной материей, а возле него — незнакомых мне людей. Здесь же стоят командир полка Кондратьев, командир нашей эскадрильи Мясников, комиссар Исакович. Техник сообщает мне, что приехал член Военного совета КБФ контр-адмирал Н. К. Смирнов с представителями штаба ВВС. Большой группе наших летчиков и техников будут вручены боевые награды.
Из кабины истребителя я с интересом наблюдаю за торжественной церемонией вручения орденов. Один за другим подходят мои друзья к столу, на котором лежат коробочки с боевыми наградами. Я слышу взволнованно звучащие слова: «Служу Советскому Союзу!» — и вместе со всеми аплодирую награжденным.
Неожиданно там, возле стола, прозвучала моя фамилия. Товарищи машут мне руками: ну-ка, быстрей!
Не снимая шлемофона, поспешно подхожу к столу. Адмирал сам расстегивает мой реглан, шилом просверливает на гимнастерке дырочки и прикрепляет к ней орден Ленина и орден Красного Знамени.
— Слышал, вы мой земляк, вологодский, — говорит он, пожимая мне руку.
— Так точно, товарищ адмирал.
— Много раз приходилось мне вручать награды. Но чтобы вот так — сразу два ордена, да еще каких! — -этого не припомню. — Он еще крепче стискивает мою руку: — Молодец, земляк!
Я отвечаю уставным «Служу Советскому Союзу!» и бегу к самолету. Но друзья окружают меня и наперебой поздравляют с наградами. Я тоже поздравляю их. И в это время к нам подходит комиссар Исакович.
— Ну-ка, покажись, орденоносец, дай-ка и я тебя поздравлю! — говорит он, заключая меня в могучие объятия. И тут происходит неожиданное. Чтобы не упасть, мне приходится сделать шаг назад. А там ямка, занесенная снегом. Нога подвертывается. Я вскрикиваю от боли. Михаил Захарович отпускает меня, но все еще трясет мою руку. А я опускаюсь на снег, тру ногу, но боль не проходит. Пытаюсь снять сапог. Но это мне не удается. Тогда Матвей Ефимов берет финку и разрезает сапог. С удивлением обнаруживаю, что нога распухла от стопы до самого колена. С помощью друзей кое-как добираюсь до землянки.
Вечером меня отвозят в дивизионный госпиталь, а на следующий день я уже в Ленинграде, в военно-морском госпитале.
Госпиталь переполнен ранеными. Врач осматривает мою ногу:
— Ну что ж, все ясно...
Помедлив, он произносит зловеще звучащее слово «блокада» и делает мне двенадцать уколов в области повреждения.
— А теперь попробуйте пройтись по палате без костылей.
Ступить распухшей ногой страшновато, но я пытаюсь сделать это и, к удивлению своему, особой боли не ощущаю.
— Ну вот и хорошо. Спадет опухоль — поедете в часть, — говорит хирург...
На четвертый день я уговорил няню помочь мне получить одежду и, прихватив на всякий случай костыли, тайком покинул госпиталь. Мне казалось, что все здесь должны были втайне посмеиваться надо мной. Ну как же! Человек повредил ногу в таких веселых обстоятельствах — принимая поздравления друзей.
Трамвайная остановка была рядом, но ждать трамвая, который шел на Поклонную гору, пришлось минут двадцать. Наконец он появился. Подняться в вагон помогла мне пожилая женщина. Она же уступила мне свое место. Я уверял ее, что могу постоять, но женщина заставила меня сесть.
— Вы летчик? У вас ранение?
В ответ я пробормотал что-то невнятное, чувствуя, как краснею.
— Какие отважные вы люди! — продолжала она. — Я недавно наблюдала бой над городом. Впервые видела, как наши «ястребки» сбили немецкий самолет, как он дымил и падал. Потом стал падать наш. Я закрыла лицо руками. Не могу этого видеть. Вы знаете, мы готовы, не уходя с завода, работать день и ночь, чтобы только поскорей разбить фашистов.
— Ничего, разобьем, — сказал стоявший рядом мужчина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106