А гражданская война?
Потом мне почему-то вспомнился старый снимок из нашего семейного альбома. Мой отец запечатлен на этом снимке. Бравый, черноусый, в форме прапорщика, он сидит на вороном коне. На боку у отца шашка. Георгиевский крест, Георгиевская медаль и орден Святой Анны украшают его грудь. Мне всегда казалось, что он на этом фото чем-то похож на Чапаева. Да отец и в самом деле храбро воевал. Ему было двадцать четыре года, когда он пошел на германскую. Мне тоже двадцать четыре, и вот я вскоре должен буду вступить в первый бой…
Прихожу на стоянку самолетов. Она похожа на растревоженный муравейник. Идет ремонт старых укрытий. Кое — кто уже копает новые. Летному составу отвели штабную землянку. Федоров и Годунов решили для своего звена приспособить огромный фанерный контейнер, в котором когда-то с завода прибыл в разобранном виде самолет.
— Не дом — мечта! — прибивая дверную петлю, говорит Годунов.
Ужинаем мы, что называется, по — фронтовому, в полевых условиях, ночуем в землянке. Уставшие за день, да еще после бессонной ночи, все быстро засыпают. Конечно, после уютного кубрика, белоснежных простыней и мягкой постели спать на жестких нарах не особенно удобно. Но летчик привычен ко всему. Был бы при себе реглан. Он — что шинель у солдата: на него лег, им укрылся, его и в изголовье положил.
Утром нас подняли чуть свет. Эскадрилье поставлена боевая задача: прикрыть с воздуха военно — морскую базу Кронштадт. Первым летит звено лейтенанта Костылева. Высокий, белокурый, статный, с орденом Красного Знамени на гимнастерке, Егор, получив приказ, отчеканил «Есть!» и вышел из землянки.
Кто-то из ребят с утра завел патефон. «Вдыхая розы аромат, тенистый вспоминая сад…» — хрипит заезженная пластинка. В ожидании вылета одни лежат на нарах — отдыхают, другие пишут «конспект на родину» — так в шутку называем мы письма. Матвей Ефимов достал шахматы и, расставляя на доске фигуры, смакует, как обыграет он сейчас Сергея Сухова.
Я занялся «боевым листком». Вчера, в первый день войны, выпущено два листка, сегодня готовится к выходу в свет третий. Разбирая заметки, полученные накануне вечером, я пристроился у стола адъютанта и, не обращая ВНИАЛЗНИЯ на его брюзжание, с головой погрузился в свое редакторское дело. Тем временем ко мне подошел командир эскадрильи майор Новиков. Среднего роста, неторопливый, с добродушным, открытым лицом, в своем неизменном шлеме с ушками, завернутыми за резинки летных очков, он тихонько тронул меня за плечо:
— Готовьтесь к вылету на базу. Я вскочил со стула:
— Есть на базу!
Новиков поморщился. Он не любил громких слов, не любил ничего показного, и даже это уставное «Есть!» сейчас показалось ему необязательным. Дав мне справиться с возбуждением, командир эскадрильи так же мягко уточнил:
От Кронштадта далеко не уходить. За воздухом следить особо. Вылет через десять минут.
— Понял, товарищ майор, — как можно спокойнее ответил я, чувствуя, что краснею.
Вслед за мной, надевая на ходу шлемы, вышли из землянки Алиев и Хрипунов. Стояла тишина. Воздух был чист и свеж.
— В такое утро взять бы удочки — да на речку. Как Петро? — спросил я Хрипунова.
— Неплохо. Только я предпочитаю охоту. Побродить лесу, да с ружьем в руках, — это мечта!
— Послушай, — повернулся к нему Алиев. — Зачем бродить? Зачем ружье? Можно за уткой на истребителе, пулеметами 0 бац! И в сумку…
Мы рассмеялись и пошли к самолетам. Я на ходу отдал необходимые распоряжения. Возле истребителя техник Диков помогает мне надеть парашют.
— Итак, на войну, товарищ командир?
— Да, Володя, на войну. А когда же на Исаакий заберемся?
— Видно, уж после войны.
— Есть после войны! — Диков козырнул, рассмеялся и помог мне сесит в кабину.
Я уже дал газ, чтобы вырулить для взлета когда Диков вскочил вдруг на край крыла и крикнул в самое ухо:
— Удачи вам! Чтобы ни одна вражеская пуля не тронула вас на войне. Ни пуха ни пера!
Я улыбнулся в ответ, кивнул ему. Диков спрыгнул с крыла. Отбежав в сторону, он помахал мне рукой, и мы порулили.
«Молодому звену», как однажды назвал нас командир, предстоит самостоятельно выполнить боевое задание.
Справа от меня Хрипунов, слева —Гусейн Алиев.
Идем с набором высоты вдоль западного побережья Карельского перешейка в сторону Выборга. Видимость хорошая. Через залив хорошо видна Финляндия. Леса, озера, изрезанный фиордами берег. Такое впечатление, будто там нет ни души. Но это только кажется. Нетрудно понять, что участку границы под Выборгом финны придают особое значение. Видимо, неспроста получили мы предупреждение, что за воздухом здесь нужно следить особо. Я разворачиваюсь и веду звено сначала к Красной Горке, потом к Кронштадту. Ни одного самолета в воздухе мы не обнаруживаем.
Сделав последний круг над базой, направляемся домой.
Тут я вспоминаю, что мы давно не тренировались в групповом пилотаже. Момент подходящий. В настоящем бою это так необходимо. Быстро разворачиваю звено и, войдя в створ между Кронштадтом и солнцем, подаю сигнал разомкнуться. Убедившись, что оба летчика выполнили сигнал, делаю «бочку». И-16 сначала как бы неохотно, а потом с неожиданной легкостью делает полный оборот через крыло. Смотрю на друзей. Их машины тоже крутятся. Все правильно. Делаю переворот через крыло и на какое-то мгновение оказываюсь вниз головой. Алиев и Хрипунов тоже выполняют переворот. Потом мы все трое пикируем к воде. Выведя самолет из пикирования, я ищу взглядом друзей. Молодцы, держатся рядом, словно привязанные ко мне невидимыми нитями. На большой скорости со снижением увожу звено на аэродром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106