Ковалёв, кадровый чекист, хороший профессионал, испытывал внутреннюю огромную антипатию к бизнесу, к его представителям. Ничего не мог с собой поделать, не любил людей с большими деньгами, и постепенно его ведомство переключилось на поиск новых врагов: искало компромат на коммерческие банки, на отдельных бизнесменов. Я не забыл и то, как в 1996-м следователи ФСБ активно занялись выдуманным «делом Собчака». Все это была единая политическая линия.
… Тогда, летом 1998-го, я задумался: кого ставить вместо Ковалёва? Ответ пришёл мгновенно: Путина!
Во-первых, он немало лет проработал в органах. Во-вторых, прошёл огромную управленческую школу. Но главное, чем дольше я его знал, тем больше убеждался: в этом человеке сочетаются огромная приверженность демократии, рыночным реформам и твёрдый государственный патриотизм.
Путину сообщили о его назначении в момент вручения указа. Вот как это было.
Я находился в отпуске в Шуйской Чупе. Туда ко мне прилетел Кириенко и привёз проект указа о назначении Путина. Я подписал его не колеблясь. 25 июля 1998 года Путин был назначен директором ФСБ.
После возвращения из отпуска я имел с ним большой разговор. Предложил вернуться на военную службу, получить генеральское звание.
«А зачем? — неожиданно ответил Путин. — Я уволился из органов 20 августа 1991 года. Я гражданский человек. Важно, чтобы силовое ведомство возглавил именно гражданский. Если позволите, останусь полковником запаса».
Довольно долго мы обсуждали кадровые проблемы ФСБ. Ситуация там была сложная. Многие сильные профессионалы ушли в частные структуры, многие готовы к увольнению в запас. Надо восстанавливать авторитет спецслужб, который был так сильно подорван в обществе после 1991 года. Надо сохранить традиции, оставшихся профессионалов и вместе с тем сделать их работу менее политизированной.
Путин очень грамотно провёл реорганизацию ФСБ. По-человечески поступил с Ковалёвым, не мешал ему решать какие-то свои бытовые проблемы. Мелочь, но в военной среде очень важная. Составил новое штатное расписание. Новая коллегия включала в себя, помимо замов, начальников Московского и Ленинградского УФСБ. Несмотря на то что впоследствии пришлось вывести за штат многих сотрудников, реорганизация прошла спокойно, я бы сказал, чисто. Путинская структура ФСБ, как показало время, оказалась вполне рабочей.
… Он вступил в должность в очень сложное время. Не время, а пороховая бочка.
Путин сделал очень жёсткое заявление осенью по поводу политического экстремизма, когда казалось, что антисемитская волна, поднятая Макашовым, вот-вот выплеснется на улицы. Думаю, что многих его холодный взгляд и почти военная точность формулировок удержали от хулиганства и провокаций. Путин пытался не оставлять в покое ни одну радикальную группировку в Москве. Все они стали кричать в прессе, что наступила эпоха «полицейского государства».
Но самое главное — Путин занял очень твёрдую политическую позицию. Я уже писал об этом выше. Постоянные столкновения с премьер-министром, который хотел включить ФСБ в круг своего влияния, не смущали Путина. Он не давал себя использовать в политических играх. И в этом отношении его моральный кодекс был настолько твёрд, что даже я поражался, — в тогдашних хитросплетениях власти было не мудрено запутаться и более опытному человеку, но у Владимира Владимировича всегда был единственный чёткий критерий — моральность того или иного поступка. Порядочность того или иного человека. Он всегда был готов расстаться со своей высокой должностью, но не сделать того, что шло вразрез с его пониманием чести.
Он не торопился в большую политику. Но чувствовал опасность более чутко и остро, чем другие, всегда предупреждал меня о ней.
Когда я узнал о том, как Путин переправлял Собчака за границу, у меня была сложная реакция. Путин рисковал не только собой. С другой стороны, поступок вызывал глубокое человеческое уважение.
… Понимая необходимость отставки Примакова, я постоянно и мучительно размышлял: кто меня поддержит? Кто реально стоит у меня за спиной?
И в какой-то момент понял — Путин.
5 августа. Я вызвал в кабинет Степашина и Волошина. Степашин сразу разволновался, покраснел.
«Сергей Вадимович, сегодня я принял решение отправить вас в отставку. Буду предлагать Владимира Владимировича Думе в качестве премьер-министра. А пока прошу вас завизировать указ о назначении Путина первым вице-премьером».
«Борис Николаевич, — с трудом выговорил Степашин, — это решение… преждевременное. Я считаю, что это ошибка».
«Сергей Вадимович, но президент уже принял решение», — заметил Волошин.
«Борис Николаевич, я очень вас прошу… поговорить со мной наедине».
Я кивнул, и мы остались один на один.
И он начал говорить… Говорил долго. Лейтмотивом было одно: «Я всегда был с вами и никогда вас не предавал». Сергей Вадимович вспоминал события 91-го и 93-го годов, события в Будённовске и Красноармейске. Обещал исправить все свои ошибки, немедленно заняться созданием новой партии.
Понимая всю бессмысленность этого разговора, я никак не мог прервать Степашина. Все было правильно: верный, честный. Никогда не предавал. И никаких причин для отставки. Кроме одной, самой важной: не тот человек — в нынешней борьбе нужен другой! Но как ему это объяснить?
Вот здесь я и почувствовал, что у меня кончается терпение.
«Хорошо, идите, я подумаю», — как можно более спокойно сказал я.
Степашин вышел. В дверях прошептал Волошину: «Что вы тут на меня наговорили? Вы что, с ума сошли, в такой момент?»
Настроение было ужасное.
Вызвал Волошина и зло сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130