Никто не посягал на стратегическую роль Президента Союза: все глобальные вопросы внешней политики, обороны, большая часть финансовой системы оставались за ним.
Во-вторых, с Горбачёва разом снималась ответственность за национальные конфликты! Вернее, изменялась его роль в распутывании этих безумных кровавых клубков — из «человека с ружьём» он сразу превращался в миротворца, в третейского судью.
В-третьих, ему нравилась беспрецедентная в мировой практике роль: руководителя не одного, а множества демократических государств. Это был очень хороший полигон для гибкого вхождения в роль мирового лидера.
Ну и, наконец, психологический фон. Ситуация диктовала (и позволяла) нам с Горбачёвым оставаться в процессе переговоров нормальными людьми. Отбросить личное. Слишком высока была цена каждого слова, а кроме того, когда все конфликтные моменты заранее обговариваются экспертами, целыми группами людей, когда ты психологически готов к трудному разговору — это уже не заседание Политбюро, где каждый шаг в сторону расценивается как побег.
После переговоров мы переходили обычно в другой зал, где нас ждал дружеский ужин, любимый горбачевский коньяк — «Юбилейный». Выходили мы после ужина, подогретые и волнующей обстановкой встречи, и ужином.
Пока я отстаивал интересы России за столом переговоров, моим ребятам приходилось отстаивать их в других, забавных ситуациях. Обычно машину Президента России старались поставить у входа первой. Но однажды мой автомобиль оказался в конце вереницы правительственных лимузинов. Моя охрана всполошилась, и, сделав немыслимый разворот, зацепив ново-огаревский газон, машина в конце концов опять оказалась первой: Россия главнее!.. Ребячество, конечно. Комендант Ново-Огарёва был взбешён, грозился выставить штраф за испорченный кусок газона. Но они как-то отбились.
Быть может, со стороны такое количество «президентов», на самом деле реальной властью не обладающих, выглядело в ту пору несколько смешно. И тем не менее эти встречи вспоминаются теперь без всякой неловкости, а с грустью.
Какая была не использована возможность!
Трудно сейчас сказать, что могло бы получиться из этой ново-огаревской концепции. Быть может, это была бы самостоятельность на словах, а не на деле, и трения России с союзным правительством все равно были бы неизбежны. И все-таки наше расставание с СССР происходило бы гораздо более мирно, безболезненно.
А после 19 августа Союза не стало в один день…
Однако это был не просто «цивилизованный развод», как назвала ново-огаревский договор пресса. Мы с Горбачёвым вдруг ясно почувствовали, что наши интересы наконец-то совпали. Что эти роли нас вполне устраивают. Горбачёв сохранял своё старшинство, я — свою независимость. Это было идеальное решение для обоих.
Мы наконец-то стали встречаться неофициально. В этих конфиденциальных встречах иногда принимал участие и Назарбаев.
29 июля 1991 года в Ново-Огарёве состоялась встреча, которая носила принципиальный характер. Михаил Горбачёв должен был уезжать в отпуск в Форос. Сразу же после его возвращения из Крыма на 20 августа было назначено подписание нового Союзного договора. Сейчас мы имели возможность ещё раз обсудить самые острые вопросы, которые каждый из нас считал нерешёнными.
Разговор начали в одном из залов особняка. Все шло нормально, но когда коснулись тем совсем конфиденциальных, я вдруг замолчал.
«Ты что, Борис?» — удивился Горбачёв. Мне сложно сейчас вспомнить, какое чувство в тот момент я испытывал. Но было необъяснимое ощущение, будто за спиной кто-то стоит, кто-то за тобой неотступно подглядывает. Я сказал тогда: «Пойдёмте на балкон, мне кажется, что нас подслушивают». Горбачёв не слишком твёрдо ответил: «Да брось ты», — но все-таки пошёл за мной.
А говорили мы вот о чем. Я стал убеждать Президента, что если он рассчитывает на обновлённую федерацию, в неё республики войдут только в том случае, если он сменит хотя бы часть своего самого одиозного окружения. Кто поверит в новый Союзный договор, если председателем КГБ останется Крючков, на совести которого события в Литве. Ни одна республика не захочет войти в такой Союз. Или министр обороны Язов, — разве может быть в новом содружестве такой «ястреб» из старых, отживших уже времён.
Видно, Горбачёву нелегко давался этот разговор, он был напряжён. Меня поддержал Нурсултан Назарбаев, сказал, что надо обязательно сменить министра внутренних дел Пуго и председателя Гостелерадио Кравченко. Потом добавил: «А какой вице-президент из Янаева?!» Михаил Сергеевич сказал: «Крючкова и Пуго мы уберём».
Я стал убеждать Горбачёва отказаться от совмещения постов Генерального секретаря ЦК КПСС и Президента Союза. Удивительно, но на этот раз он впервые не отверг моё предложение. И даже посоветовался: «А может быть, мне пойти на всенародные выборы?»
Все трое единодушно решили, что после подписания договора необходимо поменять Валентина Павлова, тогдашнего премьер-министра. Горбачёв спросил: «А кого вы видите на этой должности?» Я предложил Нурсултана Абишевича Назарбаева на должность премьер-министра нового Союза. Горбачёв сначала удивился, потом быстро оценил этот вариант и сказал, что согласен. «Другие кандидатуры вместе обсудим после 20 августа», — закончил он разговор.
Такой была эта встреча, и, я думаю, многое сложилось бы иначе, если бы то, о чем мы договорились втроём, удалось осуществить. История могла пойти совсем по другому пути.
Пройдёт немного времени, и я своими глазами увижу расшифровку разговора Президента СССР, Президента России и руководителя Казахстана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151