Теперь я увидел, как она идет и на людей, которые не понимают, что детей обижать нельзя.
Котозаяц Когда я играл Анастаса Микояна в фильме «Серые волки», мы поехали сниматься в Завидово — это правительственный заповедник. Там начинается сцена охоты на волков. Никто, конечно, никаких волков не убивает. Их сшибают снотворным, обливают красной краской, и они спокойно лежат. Спят.Стою я как-то и чего-то жду. А рядом топчется какой-то человек в телогрейке. А за отворотами телогрейки вижу на нем синий мундир. И солдатская ушанка сидит на нем как генеральская папаха. Весь подтянутый, красивый, и у него такое замечательное лицо: загорелое, здоровое. И его южный загар резко контрастирует с белым-белым снегом. И вот этот красавец долго топтался вокруг меня, пока я не выдержал и не спросил:— Вы что-то хотите мне сказать?А он и спрашивает:— Константиныч, ты знаешь, кто я такой?— Нет, — говорю, — не знаю.— Я егерь Политбюро.— Прости, — говорю, — но Политбюро уже сто лет как нет.— А вот про меня забыли.Вытаскивает трудовую книжку и показывает. Читаю — и действительно: «Главный егерь Завидовского заповедника».— Вот, — говорит, — вы про Хрущева тут снимаете, а ты знаешь, что Хрущев мне чуть всю жизнь не искалечил? Сейчас поймете, о чем идет речь.И пока он рассказывал мне свою историю, я и плакал, и губы себе перекусал. Перескажу эту историю так, как я ее запомнил.«Помните, — начал он свой рассказ, — когда Вальтер Ульбрихт был у нас в России самым дорогим гостем? Никита всегда встречал его как родного. Уж и не знаю, чего он так полюбил его. Бог с ним. И вдруг звонок: Хрущев с этим Ульбрихтом приезжают на заячью охоту. А зайцев у нас в заповеднике нет! Что делать?Ну мы привыкли ко всему. Приезжают члены Политбюро, им солдаты вытаскивают оленей, кабанов, кому что нужно. Они их стреляли и хвастались потом своими охотничьими трофеями.Делать нечего, поехал я в соседнее хозяйство, поменял на бутылки зайцев и привез их в клетке... А зайцы, паразиты, оказались очень хитрыми и умными. Они ночью умудрились открыть эту клетку и удрали.Утром мне говорят:— Слушай, главный, нет зайцев — все ушли.— Братцы, — говорю, — что же будем делать? А в это время слышу: «Вау! Вау! „ — сирены орут. И едут с мигалками «членовозы“. Я выбегаю навстречу и уже понимаю, что мне сейчас будут кранты, зная крутой характер Никиты. И вот машины останавливаются, и вылезает из своей Никита. Я поприветствовал его и говорю:— Никита Сергеевич, знаете, сейчас не сезон и зайцев в заповеднике нет.Тут он побагровел и стал топать ногой. Кричит:— Как нет? На Руси нет зайцев? Да я тебя сгною! У тебя дети попросят хлеба, а знаешь, что ты им дашь? Вот что ты им дашь!И показывает определенный жест, что я им дам.Короче, орал он, орал, орал, а потом и говорит Ульбрихту:— Пошли.И они зашли в охотничий домик.Я стою и думаю: «Действительно, он меня, конечно, выгонит, а что я детям дам?..» И тут мне в голову приходит потрясающая идея.Я вспомнил, что у нас в баньке висят заячьи шкурки. Какого черта они там висели — понятия не имею. Но я подумал: поймаем на помойке кота, зашьем его в шкурку и выпустим под стволы. Все равно руководители сейчас напьются и ни хрена не поймут. Так наш номер и пройдет.Послал я ребят на помойку, они поймали одного голодного кота сеткой и зашили в эту заячью шкурку. Но, как известно, коты очень своенравные животные, самолюбивые и страшно обижаются, когда над ними измываются».Здесь я перебью рассказ егеря и в подтверждение слов рассказчика расскажу историю своего кота Марта. Это был замечательный кот. Его кто-то выбросил из форточки в марте (отсюда и его имя), мы его подобрали и выкормили из пипетки. Это был преданный дому кот.А тут как раз был юбилей Юрия Никулина, и мы с котом пошли его поздравлять. Март должен был читать приветственный адрес юбиляру. Я был уверен, что кот прочтет. Мы вышли с ним на сцену, и, как я ни пытался заставить его читать, он отказывался. Я его стыдил:— Как же так! Мы с тобой репетировали дома, и ты прекрасно читал. Ну тогда просто скажи Юрию Владимировичу, что мы поздравляем его с юбилеем. Ну скажи!Кот, конечно, молчит. Тогда я говорю:— Ну скажи просто — Юра!Он опять молчит. Мы уходим с ним за кулисы. А у меня была уже приготовлена кровавая рубашка, а на теле мне нарисовали кровавые полосы. И через секунду я вылетал из-за кулис, как бы истерзанный котом. Брал с пола приветственный адрес и зачитывал его. Успех был ошеломляющий. Даже Карандаш сказал:— После Дурова я не выйду на сцену.Хотя у него поздравление было с живым крокодилом.Прошу прощения у егеря, что я его перебил.«Так вот, — продолжал егерь, — когда мы зашили кота в заячью шкурку, его вроде как бы парализовало. Он, видно, не мог понять, что с ним делают. Получился этакий котозаяц. Он не бежал, не прыгал, а мог только ползти.Значит, после этой процедуры иду я в охотничий домик... Стучусь. Захожу.Никита увидел меня, нахмурился.— Чего тебе? — спрашивает.— Зайцы, — говорю, — появились.— Ну вот! А ты говорил, что зайцев нет! Ульбрихт, пошли!Они хватают ружья и выскакивают на крыльцо. И видят, ползет это чудовище — котозаяц! Они вскидывают стволы и — бах! бах!И вдруг этот заяц: «Мя-а-у!» — и на сосну. Ульбрихт от такой сцены упал в обморок. А Никита орет:— Второй раз Германию победили! Завалили немца!Тут вызвали «неотложку», Ульбрихта увезли, а Никита еще три дня пил в этом домике. И каждое утро выходил, чтобы посмотреть на кота, который сидел на ветке и боялся спуститься вниз.— Все сидишь? — спрашивал его Никита и предупреждал охрану: — Вы мне этого зайца не трогайте. Не стреляйте в него. Он мне второй раз Германию победил!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60