С юных лет подбирал он и собственные собраньица переписанных от руки баллад и стихотворений. Также в раннем возрасте он начал подбирать коллекцию так называемых народных книжек — общедоступных, неряшливо отпечатанных томиков разнообразного содержания, от старых рыцарских романов до религиозных трактатов, которые продавали по фермам разносчики. «Страсть моя к книгам была столь же велика и всеядна, сколь ненасытна, и слишком часто с тех пор мне приходилось раскаиваться, — записал он в 1808 году, — что так много было прочитано со столь ничтожною пользой». Но, конечно, именно этот широкий круг чтения вкупе с изумительной памятью обеспечил ему объем знаний, который в будущем потребовался автору исторических романов. Наиболее полное представление о том, что читал Скотт вне школы и университета, можно почерпнуть из третьей главы «Уэверли»: описание «моря книг» в дядюшкиной библиотеке, по которому юного Эдварда Уэверли «носило, как судно без руля и без ветрил», продиктовано непосредственным опытом автора.
Среди прочитанных в детстве книг, упомянутых в автобиографическом отрывке, фигурирует «История рыцарского ордена госпитальеров святого Иоанна Иерусалимскаго, впоследствии именовавших себя рыцарями Родосского ордена, ныне же ордена Мальтийского» Рене-Обера де Верто Д'Обе, опубликованная в 1726 году. «Я одолел… „Мальтийских рыцарей“ Верто, книгу, являвшую собой нечто среднее между историческим сочинением и рыцарским романом и по сей причине мне особенно любезную». В декабре 1831 года, когда разум его сдал от нескольких перенесенных им ударов, он начал работу над последним романом в уверенности, что это будет один из лучших; самые связные фрагменты рукописи на поверку оказались почти дословными повторениями отрывков из книги Верто, прочитанной Скоттом много-много лет тому назад. Хотя он вновь перелистал ее в июле 1830 года, ясно, что она непроизвольно сохранилась у него в памяти благодаря давнему детскому впечатлению.
«Я ушел из Средней школы (в 1783 году. — Д. Д.) … с великим багажом общих знаний, беспорядочных и поистине бессистемных, однако крепко запечатлевшихся у меня в голове, легко находимых с помощью свойственной мне логики предметных связей и памяти, позлащенных, да позволено мне будет так выразиться, пылким и действенным воображением». Перед поступлением в Эдинбургский университет Скотт провел несколько месяцев в Келсо, красивом поселке Пограничного края, куда переселилась тетушка Дженни, и ходил в местную грамматическую школу , где занимался у мистера Ланселота Уэйла, «великолепного знатока античности, шутника и достойного человека». (У него, однако, была вполне понятная нелюбовь к каламбурам, и любые намеки на Иону приводили его в ярость .) Под наставничеством Уэйла Скотт кончил зубрить латинскую грамматику, чтобы развить навыки чтения по латыни, и решил, что с пользой употребил время. Тогда же он прочитал романы Сэмюела Ричардсона, Генри Филдинга и Тобайяса Смоллетта, равно как и Генри Маккензи «шотландского человека чувства», чей роман «Человек чувства», увидевший свет в год рождения Скотта, положил начало моде на сентиментальные сочинения, которая затронула и Скотта, но только поверхностно. Скотт восхищался не сентиментализмом Маккензи, а его стилем, его очерками и нравоописательными романами; он посвятил ему свой первый роман.
С пребыванием в Келсо Скотт связывает «вполне определенно пробуждение того восхитительного переживания красот природы, каковое с той поры не покидало меня. Окрестности Келсо, самого красивого, если не самого романтического поселка Шотландии, в высшей степени располагают к таковому переживанию. Они являют достопримечательности, не только сами по себе впечатляющие, но освященные тем, что с ними связано». И здесь — все то же сочетание истории и ландшафта, времени и места, которое так волновало его воображение. Тут стоит еще раз обратиться к тому, что писал сам Скотт:
«Слияние двух красавиц-рек, воспетых в песнях Твида и Чивиота — руины древнего аббатства — вдали развалины замка Роксбург — современный особняк Флёре, расположенный таким образом, чтобы соединять представление о древнем феодальном величии с понятием о нынешних вкусах, — все они и сами по себе первостатейные достопримечательности; однако же сочетаются, связуются и сливаются с тысячью других менее видных красот, так что вписываются в общую картину, пленяя скорее совокупной гармонией, нежели согласием отдельных частей».
Именно такого соединения «представления о древнем феодальном величии с понятием о нынешних вкусах» и добивался Скотт в Абботсфорде. Но Келсо предстояло сыграть в жизни Скотта более важную, хуже — более зловещую роль, чем являть образцы прекрасных ландшафтов и питать размышления о прошлом и настоящем. Ибо соседом Скотта по парте в местной грамматической школе оказался Джеймс Баллантайн, старший из трех братьев — детей Джона Баллантайна, торговца мануфактурой и владельца мелочной лавки. Жизнь и судьба двоих из этой троицы, Джеймса и Джона, неразрывно и в известном смысле трагически переплелась с судьбой и жизнью Скотта. Но в те радостные летние деньки 1783 года юный Вальтер понимал только, что его новообретенный школьный товарищ Джеймс Баллантайн вполне годится в приятели, и они крепко сдружились.
УНИВЕРСИТЕТ
В ноябре 1783 года Скотт поступил в Эдинбургский университет, который тогда попросту называли «Колледж», поскольку он все еще сохранял звание «Колледжа короля Иакова» («Collegium Jacobi Sexti») с тех самых пор, как шотландский король Иаков VI, ставший Иаковом I после того, как занял и английский престол, пожаловал ему этот титул в 1617 году, через тридцать пять лет после дарования университету его первого Устава.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42