Когда Влада не стало, я часто бывала у Таисии Владимировны и каждый раз слышала: «Так, сегодня мы не говорим о Владе». И каждый раз всё заканчивалось им. Позднее она мне говорила: «Наташа, вы должны думать о себе, о жизни. Владика не стало, но на этом ваша жизнь не должна заканчиваться. Я вас должна выдать замуж…» Часто повторяла: «Наташ, ну Владик же совершенство…» – «Да, Таисия Владимировна, совершенство».
Она была очень требовательным человеком, вымуштрованным балетом, и, конечно, всё время Влада держала в ежовых рукавицах. Меня всегда потрясало… вот, например, свободный день – можно выспаться, не вскакивать ни свет ни заря. Можно поваляться, вздремнуть, если захочется (я такая)… Владик, как только просыпается, открывает глаза, – сразу же встает. Его так приучили с детства: «Проснулся – нечего больше валяться!» Я первое время думала: «Ну вот, сейчас посудку помоем, сначала за столом отдохнем, посидим, потом все разбредутся прилечь, соснуть часок…» Какое там!.. Мои надежды летели прахом. Мне было даже неловко: они как солдатики оловянные, а я носом клюю… Иной раз думаю, что это Владику как раз очень нужно было – прилечь да отдохнуть, когда дома, когда есть время… Нельзя же все время быть натянутой струной!..
Врачи, у которых наблюдался Влад после инфаркта, настаивали на перемене его работы: длительные экспедиции, неустроенность, нагрузки – всё это было категорически противопоказано. Ему присылали сценарии (они ему нравились!), но он вынужден был отдавать их назад с отказом, потому что знал, что сниматься не позволит здоровье. Например, отказался от главной роли в «Поэме о крыльях» Даниила Храбровицкого (Сикорского писали на Влада), от «Отца Сергия» (которого потом сыграл Сергей Бондарчук) у Игоря Таланкина… Ему очень хотелось, но он говорил, что уже не сможет этого сделать. Ну, а то, что оставалось и за что он брался в последнее время, страшно огорчало: не устраивало качество режиссерской работы, профессиональное мышление постановщика.
С каждой поездкой он все быстрее уставал, все больше и больше сил приходилось затрачивать на самые простые вещи… И вот тогда он подумывал да и говорил о том, чтобы бросить всё и засесть за машинку. Где между ним и чистым листом бумаги не будет никого и ничего. Он всерьез хотел заняться литературой, воспроизведением своих мыслей, воспоминаний, ощущений…
Сетовал на то, что его типаж используют одинаково, что он переиграл всех белогвардейских офицеров… На встречах со зрителями на вопрос: «Что вы хотите сыграть в жизни?» – отвечал: «Очень хочу сняться в комедии, у Эльдара Рязанова, например…» Со смехом говорил, что вот последний раз, когда он столкнулся с Рязановым в коридоре «Мосфильма», тот с ним даже поздоровался…
Вообще он ко всему относился с юмором. Я, например, стою, руки в боки и корю его за то, что он не выпил вовремя таблетку или не съездил на процедуру, а он: «Вот сейчас ты сахарница, а вот так (опускает руку) – чайник!» Он обязательно ввернет в разговор что-то такое, от чего становится смешно, то язык покажет, то глазки начинает строить, и дальше уже ни о чем говорить серьезно невозможно. Всё напряжение уходило моментально… Да мы и не поссорились за всё время ни разу.
Художественные книги он читал не как простой читатель, увлеченный сюжетом. Обращал внимание на язык, стиль, приемы того или иного автора (об этом он размышлял в дневнике), которые обычный читатель вряд ли заметит. До последнего времени не расставался с дневником…
Влад всегда мечтал о загородном доме, уединении. Даже когда все-таки удалось приобрести и обустроить свою квартиру, он подумывал ее продать и на вырученные деньги купить домик под Москвой, в котором можно было бы жить круглый год. Мечтал постоянно… Однажды зимой мы поехали по объявлению, но не добрались, застряли в снегу…
Он был совершенно, говоря современным языком, нетусовочным человеком.
Влад рассказывал, что некоторые его маститые сотоварищи по цеху, зная о проблемах с жильем, советовали ему побольше быть на виду, лишний раз выступить где надо. И приглашения такого рода поступали. Но он под всякими предлогами в конечном итоге уклонялся.
Лучший же отдых – уединиться где-нибудь на природе.
На другой день после своего последнего дня рождения – 27 апреля, череды предшествовавших этому дню поездок в Одессу и обратно со спектаклем «Сильнее смерти» (по пьесе Лавренева «Сорок первый») – он отбыл на нашу маленькую дачку в Салтыковке, прихватив лишь самое необходимое из вещей и еды, блокнот для записей и собаку.
После работы я спешила туда с полными сумками, где на перроне в одно и то же время в сумерки в течение недели поджидал меня Влад. При походах на вокзал он опирался на огромную палку. Рядом неизменно собака – колли Карри, преданно его любившая. Казалось, в этот период они были одни в дачном поселке, где допоздна светились окна нашего домика.
Как снимал напряжение, усталость? Углублялся в вязание, которое было всегда под рукой, даже в поездках.
Меня забавляло, когда он с серьезным видом снимал мерку с меня, перед тем как начать вязать. А увидев у какой-то актрисы более модный силуэт, безжалостно распускал работу и начинал всё сначала.
Любимое чтение – книги о животных, растениях. Он привозил их из каждой поездки. И еще любимое занятие – фотография.
Седьмого мая 1978 года Владик уезжал с концертами в города Поволжья. Мы с Сашей его провожали с Павелецкого вокзала. Уезжал он в Саратов, где, кстати, не был с тех пор, как закончил школу. Там у него была первая любовь – Наташа, которую он пошел искать. Спросил у мальчишки:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111