— На всякий случай я включу вас сегодня вечером в свою молитву, чтобы вы были единственной наследницей.
— В таких делах человеку не поможет никакой бог. Он должен сам знать, как себе помочь. — Дороти кивнула в сторону книжной полки. — Видишь книгу профессора Стюарда «Наиболее известные в мировой истории случаи убийств путем отравления, которые никогда не были доказаны»? Ты даже не представляешь себе, что можно натворить с помощью нескольких грибов или банки порошка для уничтожения насекомых.
Патриция посчитала христианским долгом осенить себя крестом.
— Нет, миссис Торп, это нехорошо. Такому убийце, как Фишер, можно разрешить все, потому что он по натуре преступник. Но даме вашего положения не должны приходить в голову такие мысли.
— Нам надо в ближайшие дни обязательно отремонтировать камин в моей комнате, — ответила на это Дороти Торп. — При сильном ветре из трубы в огонь падают камни. Так можно однажды ночью и сгореть заживо.
— Я видела, как он делал почтовые конверты. — Патриция не давала сбить себя с толку. — Он делал их с такой ловкостью, что я ужаснулась.
— Что он делал? — спросила Дороти удивленно.
— Он пришел ко мне на кухню и спросил, нет ли у меня нескольких конвертов. Я ответила, что нет. Он так ехидно ухмыльнулся, как будто думал, что у меня их целый ящик. После этого он пошел в свою каморку, я за ним. Что же я увидела через замочную скважину? Он взял лист бумаги и свернул его в конверт с такой быстротой, что у меня перехватило дыхание. С такой же ловкостью он склеил его. Тогда я сказала себе: «Патриция, в нашем доме появился убийца!»
— И все потому, что он так ловко сделал конверт? Мне кажется, это слишком надуманно.
— Нет, это не так, если учесть, что определенные способности приобретаются только в результате многолетних навыков.
— Ты считаешь, что он сидел в тюрьме?
— А взгляд, а выражение лица! Лицо его вдруг перекосилось, стало угрюмым, полным ненависти, как будто он хотел откусить у кого-то палец. Наверно, у тюремного надзирателя. А цвет его лица? Очищенная картофелина и та содержит в себе больше крови, чем он. Это результат, что он многие годы не видел солнца и света.
— Может быть, ты и права, — согласилась Дороти. И тут она сказала фразу, от которой лицо Патриции побелело и превратилось в очищенную картофелину: Иди и приведи его сюда. Мы должны все выяснить.
— О нет, я не могу! — сказала Патриция категорически. — Если потом я столкнусь с ним одна в темной комнате или в коридоре, он меня…
— Сейчас светит солнце, везде светло, даже в подвале.
— И все же…
— Патриция, немедленно приведи ко мне садовника!
Глубоко вздохнув, будто она идет на плаху, Патриция вышла из зала и вскоре вернулась с Фишером.
На Фишере был серый жилет и серые брюки, его черные с проседью волосы были тщательно расчесаны на прямой пробор. Вообще он больше походил на степенного дворецкого, нежели на копающегося в земле и цветочной тле садовника.
Дороги ткнула пальцем в лист бумаги, который она положила на стол:
— Сверните его в конверт!
Фишер свел на лбу свои черные брови. Патриция прижала правую руку к сердцу, когда он бросил быстрый и, как ей показалось, угрожающий взгляд в ее сторону. По его бескровным губам скользнула злобная улыбка. И действительно, не прошло и трех секунд, как лист бумаги превратился в конверт.
— Где вас этому учили? — Дороти осторожно коснулась конверта кончиком пальца, как будто она нажимала на взрыватель неразорвавшейся бомбы.
— Мой покойный отец, смею заметить, имел небольшую картонажную мастерскую. Я мог бы, если мне любезно разрешат, показать также, как в считанные секунды клеют пакеты и другие бумажные изделия.
— Вы никогда не сидели в тюрьме или другом подобном заведении? — спросила его Дороти без обиняков.
Фишер повернулся к Патриции Хайсмит и спросил в свою очередь:
— Это выдумала глупая особа, которая всегда сопит за дверью у замочной скважины?
— Я не глупая особа, — возразила возмущенная Патриция.
Фишер не удостоил ее больше вниманием.
— Позвольте мне удалиться, миледи? Перед ужином я обычно прочитываю несколько страниц Библии. — Фишер поклонился и вышел свойственной ему гордой походкой.
Патриция опустилась на стул, достала носовой платок и начала сморкаться, что было признаком того, что слезы уже дошли до кончика носа и только благодаря железной выдержке ей удавалось сдержать рыдания.
— Могу голову дать на отсечение, что мое подозрение оправданно. Я обладаю здоровым чутьем.
— Оставь свою голову в покое, а то действительно потеряешь ее. Это подсказывает мне мое здоровое чутье, — сказала Дороти, дав понять, что разговор окончен, и вышла в парк.
С заходом солнца стало так же прохладно, как было утром, и она приказала Патриции зажечь в спальне камин.
Вечером Дороти отказалась от обычной игры в карты и сразу же удалилась в свою комнату. В Уолсе она приобрела несколько книг и собиралась почитать в тишине.
Еще не было и десяти часов, когда Дороти отложила в сторону роман Фолкнера «Мошенники» и, усевшись перед туалетным зеркалом, намазала лицо ночным кремом. Настроение у нее было чудное. На что бы она ни смотрела — на свое отражение в зеркале, серебряную сигаретницу, горящий в камине огонь или светлое пятно на стене, где раньше висел портрет ее усопшего мужа, — повсюду ей казалось, что невидимая рука выводила: двести десять тысяч фунтов стерлингов, единственная наследница — Дороти Торп. Она удовлетворенно вздохнула. Ей казалось, что стоит лишь глубоко втянуть в себя воздух, чтобы сразу же стать невесомой и вылететь через окно на улицу. Так легко было у нее на душе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39