Этим заболеванием страдали все те замечательные люди, о которых я написал. Давно и неизлечимо болен и я.
Театр захватывает человека сразу и навсегда. Это пожизненная любовь, которой не изменяют. «Весь мир — театр». Если знаменитый шекспировский афоризм прочесть в обратном порядке, возникает новый смысл: «Театр — это весь мир». Разве это не так? На подмостках может быть представлено все — от битв и восстаний тысяч до жаркого шепота двоих и тайных мыслей одного. Я не представляю, кем я мог бы быть, если бы не стал артистом. Мне кажется, в моей профессии аккумулируется весь окружающий мир.
У Василия Шукшина есть озорной и мудрый рассказ о том, как некий вечно пьяный, блудливый и вороватый завхоз напился один раз до того, что собственного тестя за святого Николая Угодника принял. Ввалился в избу, а на печи старичок в белом одеянии, с ликом аскетическим. Вот он и стал его уговаривать, чтоб они с Иисусом Христом и Девой Марией посоветовались «сообча» и дали ему возможность родиться второй раз, так сказать, выдали бы билетик на второй сеанс. Старичок беленький возьми да и покажи кукиш: «Вот тебе билетик на второй сеанс!» Вот и нам всем не надо забывать, что билетика на второй сеанс не будет. Так что надо в жизни выбирать свой путь, поступок, судьбу. Моя личная судьба и судьба Театра сатиры — со всеми взлетами и падениями — это одна судьба. В которой было всякое. Но пережито — вместе.
Наш театр переживал разные этапы. В начале, о котором я писал, он был актерским. Затем — режиссерским. Произошло это с приходом Валентина Плучека. Я думаю, его вполне можно занести в «Книгу рекордов Гиннесса», ибо он бессменно возглавляет труппу театра более сорока лет. Сам о себе он говорит, что находится в поисках утраченного оптимизма.
Забавно, что судьба свела нас дважды. Плучек впервые увидел меня в клубе «Красный луч», где он руководил ТРАМом электриков, а студия Дикого именно там показывала «Леди Макбет Мценского уезда» Н. Лескова, где я играл Сергея.
Конечно, Театр сатиры никогда в чистом виде таковым не был. Все, что касалось сатиры, часто останавливалось на уровне проблем водопровода и ЖЭКа, медсестер и сферы обслуживания. Но надо отдать должное Плучеку, несмотря на борьбу с космополитизмом, с формализмом и прочими «измами», именно при нем у нас появилась серьезная драматургия. К тому же у него хватило вкуса и мужества не ставить ни Софронова, ни Сурова, которые в свое время заполонили все театры, а обращаться к авторам более достойным, хотя и менее почитаемым начальством.
Где-то я видел эту сволочь…
Главным образом я играл персонажей отрицательных — отъявленных подлецов и мерзавцев, негодяев и пройдох. Играть их я начал еще на заре туманной юности. Помню, в Сталинабаде в «Очной ставке» Л. Шейнина и братьев Тур изображал шпиона Иванова — этакого отпетого мерзавца. Играл почти без грима. И вот взял отпуск и отправился в Москву. В то время поезда шли до Москвы не менее пяти суток. Пошел я как-то в вагон-ресторан и замечаю, что двое пограничников, тоже зашедших пообедать, что-то уж очень внимательно меня разглядывают. Так повторилось на второй, затем на третий день. Потом невзначай я услышал, как один пограничник шепчет другому: «Все-таки где-то я видел эту сволочь». Пришлось тогда «раскрыться», объяснить, что к чему. В Москву мы приехали добрыми друзьями.
Мне кажется, я сыграл подлецов всех мастей и рангов. Назову лишь нескольких — обольстительного наглеца Дюруа из «Милого друга» Ги де Мопассана, отца Диего — лицемера в сутане, ревнующего свою любовницу к ее собственному мужу из спектакля «Дон Жуан, или Любовь к геометрии» М. Фриша, начальника свалки Евгения Евгеньевича Воронцова из телесериала «Следствие ведут знатоки».
Евгений Евгеньевич, в моем представлении, был не просто владельцем сонмища пороков, но живым человеком. Бывший певец, потерявший, вернее, пропивший голос. Он вкусил сладость успеха сценического, а ныне лицедействует в жизни. Нашел неприметную работу начальника городской мусорной свалки, где можно воровать, обманывать и богатеть. При его приятной внешности, обходительных манерах, умении общаться с людьми, быть обворожительным с девушкой это несложно. Он — страшный, изворотливый тип, который ловко меняет маски. Однажды я встретился с прокурором, который мне сказал: «Я бы не хотел с вами иметь дело». Это было для меня высшей похвалой.
Надо сказать, что изображать мерзавцев мне нисколько не надоело. Играя их, мне кажется, я помогаю их искоренять. Убежден, что в отрицательном характере обязательно надо найти его субъективную правду. И помнить: каждый человек считает себя лучше, чем он есть на самом деле. А «злодей с ножом в зубах» — это мура.
Одно время я был народным заседателем. Какие только проходимцы там не встречались, но вот они начинали говорить, и я ловил себя на том, что готов верить им. Надеюсь, что и моим героям зрители верят.
За ролью роль
Мне хочется назвать роли, которые вошли в мою плоть и кровь. Прежде всего это, конечно, Сергей из поставленного Алексеем Диким спектакля «Леди Макбет Мценского уезда». Именно после него Алексей Денисович назвал меня «лавропожинателем».
В Театре сатиры это Жорж Дюруа в «Господине Дюруа» по «Милому другу», Победоносиков в «Бане», Баян в «Клопе», Глумов в «На всякого мудреца довольно простоты», капитан Шотовер в «Доме, где разбиваются сердца» Б. Шоу, Пишта Орбок в «Проснись и пой!» М. Дьярфаша.
В Жорже Дюруа, кажется, нет ничего загадочного. Любой читатель знает, что залог его успеха в обществе в бесконечных победах над женщинами. Но мне вовсе не хотелось играть эдакого банального Дон Жуана, поставившего перед собой вполне меркантильную задачу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95