Сын Карантов Додик — маменькин сынок, потом спекулянт.
Никита Бережной — командир взвода, затем полковник.
Дочка Бережного и Марины — сначала дитя, потом школьница.
Муж Марины Тимофей Рыбальченко — машинист первого класса, потом инспектор Наркомата путей сообщения.
Иван Журба — кавалерист, потом замначальника дороги.
Время — 1920-1936 годы.
Место — южный портовый город.
Перед началом третьего сезона Менглету (в Москве) принесли пьесу. Театр по-прежнему процветал, но с главрежем опять начались неприятности. Не у Менглета — у коллектива и Управления по делам искусств: пьет, не заинтересован в работе и прочее. Менглет опасался — Бендера снимут. Так и произошло. Несколько месяцев обязанности главного режиссера выполнял Менглет. В этот период он и поставил (пришлось!) несколько спектаклей, один из них — «Повесть о женщине».
Чем же его привлекла левинская «телефонная книжка»? В первую очередь протяженностью жизни героев. Смена деятельности, возмужание всегда изменяет личность. Марина, например (будь она даже немой!): кухарка в затрапезе — и начальник железной дороги, да еще в путейской форме! Впечатляет!
У Менглета в руках была пьеса, но Марины, героини «повести», среди своих актрис он не видел. И тут ему порекомендовали выпускницу школы Театра имени ВЦСПС Сарру Косогляд. Темная гривка, жаркие глаза под арками бровей, грудной голос (флейта), темперамент, пластичность и все соответствующее!
Из Сарры Косогляд получилась отличная Марина, и Сарра сразу полюбилась зрителям.
Удачное распределение ролей, известно, — половина успеха.
Но на это надо иметь особое чутье. В какой-то степени им обладал Бендер («Без вины виноватые», «Похищение Елены»). В какой-то степени Ланге («Дети Ванюшина», о них позже).
В «Повести о женщине» чутье Менглета сработало безотказно. Валентин Рублевский. Новенький. Громогласный, шалый верзила. То груб и бестактен, то искренне внимателен, отзывчив на чужую беду. Что в нем учуял Менглет от кавалериста Журбы? Сходство характеров (лишь намеченных автором)? Возможно. Дебют Рублевского в «Повести о женщине» стал его лучшей и непревзойденной (увы!) ролью, истинно творческой победой.
Кокон (Николай) Волчков. Сиротское детство, нужда. Поэтому взрослым — немного скопидом, считает копейки (на новый костюм, на приемник) и -одалживает по первой просьбе, иногда не рассчитывая на отдачу. А Додик, сын Карантов? Избалованный лоботряс! Прожигатель жизни! Антиподы! Но может быть, именно поэтому удалось Волчкову поднять противного ему маменькиного сынка до обобщения, приблизить к свинтусам Ильфа и Петрова.
Машиниста первого класса, будь в театре Дегтярь, — играть бы ему. Но Дегтярь ушел после первого сезона — что-то соблазнило его в Москве (кино, кажется).
Иван Гришин (новенький) — коренастый мужик, бас и ухватистая сила, вот и все! Что же еще увидел в нем Менглет? Добродушие! И свою добрую душу Ваня отдал картонному машинисту — то есть вдохнул в него жизнь. Бас и ухватистость пригодились.
Роль дочери Бережного и Марины Менглет, не раздумывая, отдал Лидии Бергер.
В первом явлении режиссер запихнул ее в детскую кроватку (деталь быта) с оградкой. Как она там помещалась? Но помещалась — и что-то попискивала, высовывая лишь голубоглазое личико с большим (будь он проклят!), но подтянутым крепом носом. Попискивала Лида по-детски, не фальшивя, не сюсюкая, и в публике многие думали, что в кроватке актрису Бергер ребенком подменили.
В последнем действии Лида — школьница была во всем своем обаянии: каштановые локоны (природная завивка), прозрачные глаза. Большой нос (будь он проклят!), подтянутый заново, общего впечатления не портил.
Школьница разрывалась между появившимся нежданно родным отцом (Г. Менглет) и не родным, но любимым (И. Гришин).
Конец, разумеется, был счастливым. Школьница, не переставая любить отчима (чем его утешала), горячо полюбила родного отца.
Лида всегда, со времен «Мастерских», уважительно-нежно относилась к Менглету. «Жоринька! Жорушка. Жорик», — жужжала она ласково.
В «Мастерских» и в студии Лиду (и в глаза) иногда называли Ферькой. Менглет Лиду Ферькой никогда не называл. Она умиляла его искренностью — и на сцене, и в жизни.
Когда Менглет решил ставить «Повесть о женщине» — плохо было и с художником. Абрам Николаевич Клотц уехал. Менглет не удерживал. Все ж таки нестерпимо ему было трудно — без семьи. Жена, дети звали домой, в Воронеж. Он уехал. Уехал на мученическую смерть, как потом оказалось.
В театре художником-исполнителем (маляром) работал Ваня Нестеров. С великим Нестеровым в родстве не состоял, был молчалив и очень скромен. Известность (у актеров) он получил благодаря загадочному стишку (автор не Бибиков):
Ваня Нестеров в саду
Сделал Софе какаду!
Софа (преподавательница бальных танцев) — маленькая дама с копной рыжих волос и большими вставными зубами загадки не представляла. Что ей сделали «какаду» в саду — тоже понятно: не дома.
Но что означало «какаду»? Возможно, вспомня загадочный стишок, Менглет и отправился к Ване в мастерскую. Поглядел на его картины — в свободные часы Ваня писал с натуры горы, букеты тюльпанов, роз, городские пейзажи. Посмотрел и решил доверить Ване сценографию (скажем по-современному) спектакля.
Объяснил и даже нарисовал как умел (умел плохо!), что он от Вани хочет.
Установка одна: слева терраса дома Карантов, ступеньки, столбики ограды; справа твердые ширмы (гармоника), на них — виды приморского города, желательно, чтобы чувствовалась Одесса.
Перестановки должны были быть мгновенными. И потому — ничего лишнего. Детали быта:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95