Прижималась Люся — Катерина Львовна и к «могучей фигуре» приказчика — Сергея Столярова, но и Столяров режиссера Дикого чем-то не устраивал. И вот в один прекрасный день (для Менглета этот хмурый ноябрьский день 1934 года был воистину прекрасным) Дикий пригласил Жорика к себе… домой! На обед?! Зачем? Жорик, недоумевая, с легкой дрожью в коленях — явился.
В передней с визгом и лаем ему кинулось под ноги что-то маленькое, шершавое, серо-черное…
— Ферька, уймись! — цыкнул на собачонку Дикий и, прищурясь, добавил: — Но каков темперамент!
Александра Александровна бесстрашно подхватила рычащую Ферьку на руки.
— Запри ее в ванной, Шурка! — приказал Алексей Денисович жене.
За обедом, без вина и водки (Дикий и позже, когда разница в летах и положении стерлась, при Менглете никогда не пил), за обедом с боржоми Алексей Денисович вдруг сказал:
— Я хочу, чтобы ты играл Сергея.
Менглет обалдел! (Рассказывая мне этот случай, Георгий Павлович употребил другое слово.)
— Я хочу, чтобы ты играл Сергея, — повторил Дикий, — потому что ты совсем не подходишь для этой роли…
Менглет кивнул: он сам, может быть, без излишней скромности, считал для «приказчика» себя слишком интеллигентным, и к тому же фигура у него была совсем не «могучая».
— В тебе есть что-то аристократическое.
Тут Жорик не кивнул. Аристократом он себя не считал!
— Но аристократизм твой — воронежский. Жорик, дивясь памятливости Дикого, — откуда-то
узнал и запомнил, что он из Воронежа, — опять кивнул. Он понял: аристократизм его, Менглета, — провинциальный! А Сергей — «аристократ» среди приказчиков, холуев…
— С бабами Сергей действует по принципу: где плохо лежит — взять. Перебрал он их множество, хотя и не старее тебя… По лесковской ремарке — у него «едва пробивается бородка»…
— Я бреюсь, — сказал Менглет.
— Допустим, — сказал Дикий. — Но главное — Сергей парень талантливый! Обольщая Катерину, он, опять по Лескову, «дрожит» от страсти. Точеная шея Катерины… его манит! По-настоящему Сергей любить не умеет. Но он — талантливо играет в любовь. И Катерина верит, что он по ней «сох». И глупый зритель поверит: сох! А умный догадается: он талантливо играет влюбленного. До встречи с Катериной во дворе утром — Сергей месяц у Измайловых прожил, о Катерине и не помышляя!… У него только что другая была. Понял? (Жорик кивнул.) Сергей щеголь! Он и каторжанский халат носит щегольски. Он и среди каторжников — аристократ! — Дикий оглядел Менглета. — Ты не щеголь… Но у тебя получится. Приготовь сцену «Под яблоней». Горячих подсобит!
Люся была партнерша безотказная, и хотя как женщина она Менглету совсем не нравилась, Менглет — Сергей талантливо любил ее.
Дикий посмотрел. Одобрил. Некоторое время Менглет репетировал в очередь с другими «Сергеями», а 23 февраля 1935 года Дикий объявил во всеуслышание — Менглет один будет играть Сергея.
Это многим не понравилось. Особенно всем другим «Сергеям». Вася Бабин запил. Комсорг с Менглетом стал излишне вежлив. Алексей Кашутин, встречая его, по-диковски щурился и театрально восклицал: «С успехом, „лавропожинатель“!» Сергей Столяров ушел из студии: сначала в Красную Армию (незамедлительно попав в Театр Красной Армии), потом снялся у Довженко в «Аэрограде», потом в «Цирке» у Александрова, и зашагал по экранам, соперников в киноролях сказочных русских богатырей не имея.
Ушел и Виктор Драгунский… Блистательный Рольдан (интермедия «Два болтуна») и великолепный Студент (интермедия «Саламанкская пещера»). Виктор отлично фехтовал, крутил кульбиты и сальто. Он написал несколько куплетов, вступительную и заключительную песни к «Интермедиям», эпиграммы его на соучеников — знали наизусть! Очень смешно изображал обезьяну. Когда он, гримасничая, судорожно почесывал правой рукой за левым ухом, а левой рукой пятку на правой ноге — руки его становились по-обезьяньи длинными! Алексей Денисович смеялся его остротам и эпиграммам, взрывчатый темперамент Драгунского ему импонировал. Но однажды Дикий на занятиях сказал, не Виктору лично, но глядя на него:
— Актеру, как разведчику, не нужно слишком заметного лица. Ни бровей, ни глаз, ни этих ресниц бархатных! На актерском лице — нужно рисовать! Сегодня одно — завтра другое.
Лицо Менглета с правильными чертами было не слишком заметным — он мог рисовать на нем все, что угодно.
Менглет мог быть — русским молодцем. Драгунский мог быть испанцем, французом, марсианином — но русским молодцем, увы, быть не мог.
Чернющие, круто закрученные волосы можно спрятать под париком… Чернющие густые брови, черные сливы-глаза — ни под каким гримом не спрячешь. Переводных западных пьес Дикий нигде почти не ставил (исключение — «Матросы из Катарро» и «Вершина счастья» в Театре имени ВЦСПС). После «Интермедий» в студии Виктору ничего не светило. Упор был на русскую классику, русский быт!
Драгунский ушел… в никуда! Но его тут же подхватил Московский театр транспорта — на роль Скапена в комедии Мольера «Проделки Скапена». Черные брови и сливы-глаза для озорника Скапена годились! Создать «Денискины рассказы» — смешные до колик и трогательные до слез — черная шевелюра Виктору не помешала (впрочем, к тому времени Виктор Юзефович изрядно поседел).
…К 1935 году состав студии значительно изменился. Ушел во МХАТ Игорь Малеев, в провинцию уехал Федя Егоров. Взамен их пришли новые: Ага-фоника Миропольская, Александр Дегтярь, Сергей Якушев. Пришел Сашка Ширшов — «сопатка», «растение», «талант»! К Менглету никакие прозвища не прилипали. Ни насмешливо-иронические, ни хвалебные. Не величали его всерьез ни «самым талантливым», ни «самым умным».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95