И потому эта простая фраза показалась мне первым ясным подтверждением невиновности Мата Хари — невиновности, о которой сама танцовщица неустанно заявляла в ходе всего процесса, закончившегося пятнадцать лет назад.
Атмосфера в комнате разрядилась. Госпожа Линтьенс смягчилась. Она начала рассказ.
Линтьенс познакомилась с Мата Хари в 1905 году.
Рассказывая, она варила кофе. Только решительная зашита мною ее бывшей хозяйки растопила лед. Она рассказывала, что в прошлом году (1931) она так тяжело болела, что была уверена в близкой смерти. Она и не ожидала, что выздоровеет. Чувствуя близкий конец жизни, она начала думать, как следует поступить со всеми письмами и бумагами, когда-то принадлежавшими Мата Хари.
Я чувствовал, как во мне росло напряжение. Что же она сделала со всеми личными бумагами, которые, возможно, по-новому осветили бы жизнь танцовщицы? Остались ли они у нее?
Анна покачала головой. — Нет, — ответила она, — у меня их больше нет.
Когда она выздоровела, то испугалась, что бумаги смогут попасть не в те руки после ее смерти. После долгих колебаний она решила все уничтожить. Так что в прошлую зиму она однажды сожгла в железной печи своего домика все бумаги, хоть как-то связанные с Мата Хари, все письма и документы, принадлежавшие ей.
— И у вас ничего не осталось? — спросил я. — Совсем ничего?
Она долго посмотрела на меня. Потом медленно встала, прошла по коридору и исчезла в комнате с другой стороны прихожей. Прошло достаточно долго времени, пока она снова появилась. В руках у нее были две толстые книги.
— У меня еще осталось вот это, — объяснила она.
Я взял книги. Это были большие тома, прекрасно переплетенные в кожу с золотым тиснением. На обложке золотыми буквами было написано имя владельца: МАТА ХАРИ. Над буквами «А» изящно переплетались знаки индийских акцентов.
Я медленно открыл одну из книг. Появилась фотография прекрасной женщины. Анна Линтьенс слегка кивнула головой, показывая, чтобы я листал дальше.
Я переворачивал страницы. Перед моим взглядом прошло много фотографий. «Май 1908» — была подписана по-французски одна из них. Почерк был великолепен. Под другой была надпись «Вечер у меня».
Я снова взглянул на госпожу Линтьенс.
— Неужели это…, — спросил я, не в силах продолжить фразу. Она все так же молча кивнула и села рядом.
Я ждал, пока она заговорит. Ей было не только физически тяжело прин6ести толстые тома, но и в душе у нее происходила борьба. Если она сожгла все прочие документы Мата Хари, то почему не эти альбомы, в которых информации было никак не меньше, чем в уничтоженных бумагах?
— Они принадлежали ей, — сказала она после короткой паузы. — У меня не хватило духу их уничтожить. Она собирала каждый клочок бумаги, написанный о ней: письма, газетные статьи, все ее фотографии, все. — И на всем были ее собственноручные пометки. Она всегда возила их с собой.
— Во всех ее путешествиях?
— Да. И когда она в 1914 году поехала в Берлин, — ответила госпожа Линтьенс. — Она там должна была танцевать в театре «Метрополь», но тут началась война. Пауза. — Я не знала, где она там останавливалась, пока не узнала, что она вернулась в Амстердам.
У меня почему-то не было слов. То, что я держал в руке, были личные заметки Мата Хари, чудом сохранившиеся в маленькой хижине сонной голландской деревушки.
— Что вы с ними будете делать? — спросил я.
— Не знаю, — ответила госпожа Линтьенс. — Действительно, не знаю. Я думаю над этим с того дня, когда сожгла все остальные бумаги. Здесь, в этих книгах, ее жизнь. Это годы, которые для нее на самом деле что-то значили. Потому я не смогла их уничтожить. Но теперь я не знаю, как поступить с ними. Я не хочу, чтобы они попали не в те руки, когда я умру. С прошлого года, когда я так серьезно болела, я знаю, что это обязательно произойдет — однажды. Мне 71 год. Кто знает, сколько мне еще осталось жить?
Тут я не мог сказать ничего — ничего, что я мог бы предложить или посоветовать. Так мы еще немного поговорили, пока я не почувствовал, что пора уходить. Я не мог больше пользоваться гостеприимностью этой женщины. За этот день она рассказала мне большую и, вероятно, самую важную часть своей жизни. Мы молча сидели рядом. Госпожа Линтьенс смотрела в окно. Наконец она снова обратилась ко мне.
— Возьмите их, — сказала она. — Я чувствую, что могу доверить их вам. А если вы их не возьмете, мне останется только сжечь и их.
Это предложение меня ошеломило.
— Я верю тому, что вы мне рассказали, — продолжала госпожа Линтьенс. — И я знаю, что эти книги у вас хорошо сохранятся. Но вы должны мне пообещать, что не отдадите их в чужие руки, пока я жива. Я дал ей слово.
В тот же вечер я в своем номере в амстердамской гостинице просмотрел альбомы. Они были полны поразительными документами о карьере актрисы. Тут были письма и визитные карточки людей, имена которых гремели в свое время по всей Европе. Письма Жюля Массене, французского композитора. Визитная карточка Джакомо Пуччини. Самые ранние записи и телеграммы датировались 1905 годом. Бумаги охватывали период еще до ее первого выступления в Музее Гиме в Париже — начала ее громкой славы и до фотографии из Гааги 1915 года, когда она в последний раз появилась на сцене.
Я всегда хранил эти книги у себя. В годы войны они хранились в надежном банковском сейфе в Голливуде. Я сам тогда жил в Америке. Со временем мир начал видеть Мата Хари такой, какой ее воплотила на экране Грета Гарбо — восхитительной танцовщицей, расстрелянной французами в Венсене.
В конце 50-х я снова начал больше читать о Мата Хари. Сперва это происходило достаточно спонтанно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13