Грузовик остановился в небольшой долине в горах. У всех появилась одна и та же мысль: нас привезли, чтобы казнить. После всего, что мы слышали о коммунистах, такое объяснение казалось самым подходящим в данной ситуации. Даже запасная канистра бензина подтверждала дурные предчувствия — горючее было нужно, чтобы потом сжечь трупы.
Тем не менее после томительного ожидания подъехал «джип» с двумя офицерами, и путешествие продолжилось. Всю ночь и следующий день грузовик двигался прямо на север, мы даже ни разу не останавливались поесть. Это было кошмарное путешествие через сожженные дотла деревни, мы едва успевали лавировать между воровками, и всю дорогу нас преследовал запах разлагающихся трупов. К вечеру, измученные и растрясенные, мы наконец прибыли в столицу Северной Кореи Пхеньян, где нас поместили в бывшем школьном здании за городом.
Дней через семь после прибытия привезли коллег из французского консульства. Здесь были генеральный консул месье Перрюш, мой друг Жан Мидмор, второй вице-консул месье Мартель вместе со старой матерью и сестрой и месье Шантелу — корреспондент, которого война тоже застала в Сеуле. В течение нескольких следующих недель к нам добавилось много других иностранцев. Со временем группа выросла до семидесяти человек. Сюда входили миссионеры-католики французы и ирландцы, несколько монахинь-кармелиток, монахиня-англиканка сестра Мари Клэр, миссионерки-пресвитерианки из Америки, три семьи русских белоэмигрантов, одна татарская семья и швейцарец, управляющий отелем «Чоузен» — единственной в Сеуле гостиницей в европейском стиле. Последним к нам присоединился Филип Дин, военный корреспондент «Обсервер» с подвязанной рукой и тяжело опирающийся на палку. Он был ранен на фронте, не успел перейти за американскую линию и был захвачен в плен.
Насколько я знаю, о нашей маленькой группе гражданских интернированных лиц, проведших три года в корейском плену, написаны по меньшей мере две книги, причем одна из них — моим другом Филипом Дином. Поэтому я не стану повторяться и подробно описывать жизнь в лагере, за исключением деталей, оказавших прямое влияние на мою дальнейшую судьбу.
Два месяца мы провели в школе в Пхеньяне. Еда была довольно приличная, но однообразная — три раза в день миска риса и маленькая чашка капусты. Больше всего мы страдали от комаров и вшей и даже стали специалистами по вылавливанию друг у друга этих насекомых. Нас охраняли корейские солдаты, которые с нами практически не общались.
В конце августа нас перевезли, присоединив к группе из семи сотен американцев, взятых в плен в первые недели войны. Нас доставили на поезде в Манпхо — маленький городок далеко на севере, на реке Ялуцзян, которая течет вдоль границы Кореи с Маньчжурией. Там нас разместили в заброшенных военных казармах, но условия жизни были еще сносными. Осень в Корее, как я уже говорил, самое красивое время года, и погода стояла отличная. Нас регулярно водили купаться, а иногда отпускали на прогулки. Изредка тюремщики даже предоставляли нам выбор: килограмм яблок или немного табака. Яблоки в Корее очень вкусные, и я предпочитал их куреву. С тех пор я больше не курю.
Такое не самое скверное существование было трагически прервано, когда войска генерала Макартура пересекли 38-ю параллель и, тесня северян, стали быстро продвигаться к реке Ялуцзян, надеясь объединить всю страну под управлением американцев. Эта попытка могла удаться и почти удалась, если бы не интервенция так называемых китайских добровольцев, которые своей массой отбросили американские войска за демаркационную линию. Вся страна превратилась в огромное поле боя, и разрушения превосходили те, что я видел в Германии.
В период хаоса и тяжелых боев перед самой интервенцией китайских добровольцев по многим признакам стало ясно, что северокорейский режим на грани гибели, а армия распадается. Нас переводили из одного заброшенного дома в окрестностях Манпхо в другой и отделили от американских пленных. Тогда и родился план с помощью двух корейских охранников попытаться достичь американских позиций и организовать группу освобождения интернированных гражданских лиц. Не помню, кто первым выдвинул идею — месье Мартель, месье Шантелу, которые свободно говорили по-японски и вели переговоры с охраной, или сами охранники, которые хотели, чтобы мы ходатайствовали за них перед американскими военными властями, и готовы были за это показать нам дорогу.
Чтобы воплотить план в жизнь, мы организовали маленькую группу, состоявшую из трех французских дипломатов и месье Шантелу, с одной стороны, и Вивиана Холта, Филипа Дина и меня — с другой. Утром в сопровождении двух корейцев мы отправились по узким горным тропам на юг от реки Ялуцзян. Мы шли весь день, обходя дома и деревни, а ночь провели в маленькой долине. Наутро путешествие продолжалось. Примерно около полудня нам встретились три корейских солдата, они остановились и заговорили с нашими охранниками. Впятером они уселись поодаль, чтобы мы не слышали, о чем идет речь. Беседа продолжалась довольно долго, и у всех нас появилось ощущение: что-то случилось. Наконец солдаты встали и отправились своей дорогой, а наши проводники продолжали совещаться. Когда они вернулись, мы сразу заметили перемену в их поведении. Они сказали, что за последние сутки ситуация кардинально переменилась, на помощь северокорейской армии пришли китайские добровольцы, которые сейчас вступили в бой с американцами. Теперь попасть к американцам очень трудно, практически невозможно, и не остается ничего другого, как вернуться в лагерь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123