.. Здесь же лежали пакетики чипсов. Так что мои были как бы уже и лишние...
- Еще чипсы? - спросил меня шустрый Андрей и тряхнул головой, пустил свои длинные волосы в краткий полет. - Пусть! Ирина Георгиевна их любит.
Он взял хрустящие пакеты из моих рук, положил сверху других. Получилась пирамида. Подмигнул мне свойски:
- Цирк!
Ирина лежала на высокой подушке, одетая в бледно-золотистый шелковый халат, укрытая до пояса оранжево-черным пледом. Уже знакомая мне девушка с длинными темными прямыми волосами и челочкой говорила ей с горячностью:
- Честно-честно, получится-получится! Не все же только о еде, есть же с порывами...
- Вот, Танечка, какая это прелесть - юность! Алиночка уверяет меня, что на вечер памяти Владимира Сергеевича придет не менее пятисот человек. Даже если это мероприятие организовать летом. Придут потому, что в миллионах семей есть его стихи, романы... И потому, что она с соратниками постарается раздать билеты заинтересованным людям. Я же считаю, что хотя Владимир Сергеевич родился в июле, - вечер надо перенести на осень, когда люди вернутся из отпусков.
- Я именно так считаю! - сказала очкастая белокурая худышка с острым носиком. - Осенью люди другие.
Очень высокий, жердеобразный парень, похожий на молодого Горького, произнес на "о", с волжским акцентом:
- Не надо торопиться! Лучше хорошенько приготовиться.
В тон ему отозвался светловолосый с такими же светлыми усами:
- Поспешишь... известное дело... - людей насмешишь.
И только Андрей промолчал, да круглолицая толстушка в джинсах и тельняшке с засученными рукавами. Они исподтишка рассматривала обстановку, подолгу задерживала взгляд на пунцово-бордовом ковре во всю стену, увешанном саблями, на белоснежном шкафу, инкрустированном бронзой, на хрустальной люстре, похожей на фонтан, искрящейся радугами...
Вообще-то здесь было чего посмотреть, особенно тем, у кого в доме самой дорогой вещью считался холодильник "Свияга", выпуска 198... какого-то там года. Один высокий трехстворчатый трельяж чего стоил! А если принять во внимание напольные часы музейного вида, сверкающие золотыми завитками отделки...
- Танечка, а ваше какое будет мнение? - Ирина смотрела на меня исключительно приветливо.
- Мое? Не знаю, право... Но осенью, конечно, лучше... Недаром осенью открывают сезон театры...
- Хорошо! - легко согласилась она. - Переносим на сентябрь. - И опять ко мне. - Вот пишут, говорят, будто бы люди сейчас совсем очерствели, что молодежь ужасно эгоистична. Но посмотрите на этих ребят! Пришли, как только услышали, что со мной несчастье! Танечка, пожалуйста, если можно, как-то упомяните про них в газете...
- Не надо, не надо, Ирина Георгиевна! - раззвенелась очкастенькая худышка. - Мы же просто! Мы же в детстве читали стихи Владимира Сергеевича!
И светловолосый парень при мягких, немножко в завиток, усах, поддержал её полубаском:
- Мы с уважением... Не для славы.
- И все-таки, все-таки, - настаивала Ирина. - На всякий случай запишите их фамилии!
- Ну уж это и вовсе зря! - отозвался усатенький и передернул плечами.
Но Ирина не поддалась и с каким-то странным, капризным упрямством потребовала:
- Запишите, Танечка! Для памяти! Хорошие поступки следует поощрять! Пусть другие знают и учатся...
Мне почудился в её голосе какой-то надрыв, какая-то болезненная нота... Мне даже показалось, что она, эта в общем-то самоуверенная женщина, ищет во мне соратницу... Мне как-то невольно передалось её волнение. Или я почуяла какую-то выгоду для себя? Но в ту же секунду, едва она отговорила, объявила с решительностью идущего напролом:
- Ребята! В самом деле! Это же другим наука! Как вас зовут?
Девушки сдались легко. Очкастенькая худышка представилась даже с отчеством:
- Алина Витальевна Чегодаева.
Толстушка оказалась Ренатой Романовной Гаджинской. Жердеобразный высоченный парень, сидевший на стуле в позе полусложенного перочинного ножа, назвался Глебом Завьяловым, а светловолосый, при усах, в белой рубашке с отточенными складочками на коротких рукавах - Павлом Федоровым.
- Неудобно... неловко, - смущенный Павел вертел в пальцах тонкую книжицу. - Мы же просто...
- А кто "вы"? - спросила я. - Вы где-то вместе учитесь... работаете?
- У нас литобъединение при Доме культуры завода "Гигант", - поспешила с разъяснениями очкастенькая Алина. - Мы пишем рассказы и стихи. Владимир Сергеевич нашел нам спонсора. Из-за этого нам удалось выпустить по книжке, правда, очень маленьким тиражом, всего по двести экземпляров. Но вы же знаете сегодняшнее экономическое положение в полиграфии, в издательствах...
- Знаю.
- Мы рады, что хотя бы по двести...
- Если хотите - подарим, - вдруг предложил Павел Федоров. - Вот моя...
Я ещё не знала, пригодится ли мне когда-то и где-то столь плотное знакомство с этими начинающими писателями, но шестое чувство подсказывало: "Не упускай момент! Пожалеешь!"
Вдруг Ирина показала рукой на Павла и произнесла:
- Тоже в Чечне воевал... Тоже хлебнул... Мне нужен был шофер, я ему предложила. Кажется, мы довольны друг другом.
- Я-то уж ещё как! - ответил Павел. - Я и не думал... Вышел из госпиталя полузалеченный...
Он словно бы рывком раздернул рубаху на груди. Кривой, какой-то складчатый рубец змеился по левой стороне его груди и до пояса, и, наверно, ещё ниже...
В комнате стояла тишина.
- Вышел, значит, - Павел медленно застегнул рубашку. - И куда? Кому нужен? Карманы полны стихов... Писал, писал, пока лежал... В уме сочинял даже под капельницами. Случай выручил. В газете увидел фотографию. На ней Владимир Сергеевич с начинающими литераторами, и один, вот он, Андрей, тоже после Чечни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143