- Это же все ужасно? Ты так думаешь? - спросила Наташу.
- Ясное дело.
- поэтому уверена, ты готова помочь мне.
- Чем смогу... А как?
- Мне надо поселиться в студенческом общежитии. Ну будто я приехала поступать или подруга чья-то. Мне надо посмотреть, как там живут, как юноши и девушки проводят свое время. Чтобы написать все по правде. Чтобы помочь было тем, кому нужно.
- А что я делать должна?
- Ничего. Мне от тебя нужен только твой паспорт. Я с ним пойду туда. Со своим не могу. Я должна прическу сменить. Одеться, как ты. Чтоб никто не узнал.
- Ой, как интересно! Я тебе тогда все отдам воркутинское! И сережки, и юбку, и кофту! Раз такое дело-то! И цепочку с крестиком бери! Бери, бери, у меня ещё одна, серебряная есть и такой же крестик!
- Ой и бедовые мы с тобой девки, Наташа! Надо бы отца поблагодарит лишний раз.
- И верно! Бедовых девок в свет пустил! Со мной поедешь или я тебе все привезу?
- С тобой. Но ты и матери ни слова.
- Поняла.
- И ещё одно: в Москве не появляйся до двадцатого июня. Я тебе сама позвоню, когда будет можно.
- Раз надо - не высунусь с дачи.
- Теперь я тебя расспрошу про Воркуту, про школу, где ты училась, про детсадик, про дом, где жила...
- Давай, начинай...
... Глянула в окно, где сияло чистотой и невинностью голубенькое майское небо, почикала ножницами по воздуху и резанула... К моим ногам слетела длинная светлая прядь...
Михаил, как ему и было велено, сидел на кухне, допивал кофе и продолжал считать мою затею по меньшей мере необдуманной. У двери, в прихожей, уже стояла его командировочная тяжеленная сумища, где основное место занимали фотопринадлежности, включая три фотоаппарата и фоторужье.
- Вхожу на подиум! Музыка! Гляди!
- Мать честная! - воскликнул он то ли в восхищении, то ли в досаде. - Во что себя превратила! Глухая провинция! Не жалко волос-то?
- Не-а. Немножко.
- Ох, Татьяна, Татьяна... И куда лезешь на свою голову! Не женское это дело!
- Ага! Женщине пристало лишь прозябать на задворках жизни. Без претензий.
- В последний раз спрашиваю: ты хоть понимаешь, куда лезешь? Там уже целых два трупа. Или три.
- Не каркай! Но если я уже и волосы изуродовала во имя правды - значит, ходу мне назад нет.
Он поднял с пола свою сумищу...
- Знаешь, почему ты затеяла все это? Потому что без любви живешь, без настоящей, кондовой любви, чтоб до скрежета костей и поломки челюстей.
- Золотые слова роняешь, Михаил! Но дороже всего была бы подсказочка: где сыскать такого мужичка, чтоб он к тебе и ты к нему со всей искрометной страстью, чтоб друг от друга автокраном не отодрали? Где? Сам-то куда, между прочим, помчался? В Таджикистан, на границу, где пульки не только соловьями свистят, но и жалят. Чего тебе-то в Москве не хватает?
- А может, тоже любви? Надо подумать. Так или иначе, хочу встретить тебя здоровой и невредимой. И веселой тоже!
- А я - тебя. Два дур... то бишь сапога - пара.
И мы рассмеялись. Он захлопнул за собой дверь. А я осталась одна-одинешенька в чужой квартире, с чуждой мне челкой до бровей, разлученная с родными и близкими. Зато при "легенде", подтвержденной чужим, но отнюдь не фальшивым, паспортом, со знанием разного рода подробностей из жизни Наташи Игнатьевой из Воркуты, которая, кстати, согласно придумке Михаила, есть евойная любовница... А то б почему он держал её в своей комнате? Какой ему интерес?
... На следующее утро, как и было договорено через Михаила, молоденькая женщина с челкой, весьма провинциального вида, робко входила в кабинет директора Дома ветеранов работников искусств Удодова Виктора Петровича.
- Я - Наташа, из Воркуты, - произнесла смиренно, замирая на пороге и поначалу даже как бы не смея поднять глаза на Большого начальника за столом. Я от Михаила Воронцова... он фотографирует для газет...
- Ясненько, ясненько, - зарокотал баритон. - Что ж вы стоите, садитесь!
Села. На кончик стула.
- Ваши документы, пожалуйста...
Протянула паспорт и трудовую книжку, робко взглянула на человека за столом: "Совсем не узнал?! Или притворяется?!" Нет, судя по всему, принял "Наташу из Воркуты" за чистую монету, никак не сопоставив её с давешней экстраординарной мадамой в черной широкополой шляпе, алом пиджаке, белых брюках, черных перчатках, черных очках...
От сердца отлегло, и оно застучало чаще, словно получило полную свободу... Стало быть, первая мизансцена сыграна как надо, на "ура"? но нет, нельзя расслабляться... Может быть, он только делает вид, что доверился?
- Значит, без прописки в Москве? И как же мы с вами? Есть же закон...
- А мама говорит, меня временно пропишут... Завтра уже.
- Без нее? Почему? Куда же она денется?
- Она пока в деревню под Краснодар хочет уехать. Там дом старый от бабушки остался... А я не хочу в деревню. Мне в Москве хочется...
- Всем в Москве хочется! Но вы знаете, что зарплата, если я приму вас на работу, несерьезная?
- Зато здесь тихо, красиво, никаких рэкетиров...
- При чем тут рэкетиры? Вам что, приходилось с ними сталкиваться?
- Ага. Я пробовала у нас на рынке в Воркуте торговать...
- Понятно. Не получилось?
- Не-а. Не умею.
- Понятно. Ну что ж, голубушка, договоримся так: я беру вас на месяц пока, это испытательный срок. Дальше видно будет. Нам нужна уборщица на второй этаж. Мы штат не раздуваем. Поэтому если будет нужда, вы готовы подежурить ночью? Раз в детском саду работали... Кстати, а почему вы не захотели здесь в детсад? В Москве?
- Почему? Ну надоело... дети... кричат, плачут... И денег кот наплакал...
- Понятно. Знать надо, усвоить: старые - что малые. У них тоже бывают причуды, обиды... И вот ещё что - у нас коллектив очень дружный. Очень. Надеюсь, вы не из склочных?
- Да нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108