А потом, потом, когда моя воля окончательно ослабеет и я ощущу, будто падаю, падаю в какие-то немереные, вулканические глубины страсти, он, овеянный запахом русской тройки, неудержимо мчащейся куда-то, и отчасти Тунгусского метеорита, наконец-то, наконец раздвинет мою смертельно истосковавшуюся, безраздельно преданную ему сокровеннейшую плоть своим великолепным, искрометным, королевским жезлом...
Я вернулась в свою каюту, приняла душ, побрила ноги, овеяла свое восхитительное тело дезодорантами и духами и села ждать своего безумно любимого, неимоверно искусительного "нового русского". Правда, ещё хорошенько почистила зубы, потому что как же иначе... И слегка откинулась в кресле, чтобы он сразу увидел, как хорошо смотрится мое голенькое, славное американское тело в сиянии первых утренних чистых лучей...
И - хотите верьте, хотите нет, но это было, было! Вдруг я услыхала что-то похожее на хлопки... Словно где-то кто-то с излишним усердием хлопает дверью. Потом этот звук приблизился... Я не устояла от любопытства и приоткрыла дверь.
В ту же секунду эта моя дверь распахнулась так, что хлопнула меня по лбу и грудкам, которые уж так устроены, что неизменно смотрят вперед, как орудия, готовые к бою...
А дальше... дальше... в мою комнату ворвался огненный вихрь, и этот огненный, опаляющий вихрь оказался тем самым "новым русским", которого я так давно, так трепетно, так безутешно любила, почти от самого Гонконга... И который таким трогательным показался мне, когда вынырнул из бассейна абсолютно голым, потому что его трусики-сюрприз растаяли в морской воде. Он, хоть и при деньгах, как всякий "новый русский", не догадался, что купил по дорогой цене смешную, опасную вещь и в самом деле насмешил весь пароход.
Но самое удивительное - он и в моей каюте оказался голым. Ну абсолютно голым! Только с толстой золотой цепью на шее и револьвером в руке. И без бумажника, естественно. Куда бы он мог засунуть бумажник, если, повторяю, был абсолютно, досконально голым?
Но меня его бумажник, как вы понимаете, нисколько не интересовал. Зато все его подлинные драгоценности и сокровища, все его восхитительное, почти необъятное "орлиное гнездо", дымящееся светлым мехом, с могущественным "саксофоном", великолепным отборным "супербананом" в самом центре были тут как тут... И этот "саксофон-супербанан" тотчас поразил меня и сокрушил своей наглядной, породистой, несколько высокомерной мощью... И я онемела вовсе не оттого, что "новый русский" держал в руках грозный пистолет, не оттого, что напористый грохот чьих-то ног, обутых в твердую обувь, потряс дверь моей каюты, а оттого, что невероятная, заветнейшая мечта моя сбылась - я имею возможность видеть вблизи так много дикой, восхитительной русской плоти... И, кажется, только тут, сейчас, я поняла, отчего древние греки так чтили фаллос...
Но сейчас же меня взяло сомнение, а привелось ли этим самым древним грекам хоть раз за всю их длинную, путаную историю увидеть живой, натуральный фаллос, светящийся изнутри какой-то неведомой, поистине волшебной, неразгаданной, русской, немножко лукавой, отчасти простодушной силой и безудержностью? Думаю, что нет.
... Меня, если честно, никогда не волновали всякие эти политические события и катаклизмы. Я давно, согласно собственным вкусам, поделила мин не на угнетателей и угнетенных, не на хозяев и работодателей, не на классы, не на фирмы и банки, а просто и ясно и наиболее, считаю, рационально и справедливо - на мужчин с фаллосами и женщин, предназначенных этими инструментами пользоваться в меру сил и возможностей. Так что я не бросилась к этому русскому с дурацким вопросом:
- Что происходит? Против кого ты? И за что воюют они? На чьей стороне справедливость?
Я видела только одно - как прекрасен мужчина в пылу сражения! И, возможно, накануне смерти! За ним охотились! Его хотели убить! Его застали врасплох! Он даже не успел приодеться!
Немножко я догадывалась, конечно, что, скорее всего, тут замешано его криминальное прошлое. А, возможно, и настоящее, потому что в дверь каюты не только молотили ногами, но изредка выкрикивали некое угнетающее слово, похожее на слово "полиция"... Ну я не стала углубляться. Я подарила этому храброму "новому русскому" одну из своих очаровательных улыбок и, чуть изгибая стан, наклонилась над холодильником, вытащила бутылку виски, приготовилась налить в рюмку...
Но "новый русский" тотчас неописуемо прекрасным жестом смелой, загорелой, нетерпеливой, настоящей мужской руки выхватил у меня из рук эту бутылку и, запрокинув голову, набулькал в себя живительной влаги сколько хотел и смог и посмотрел на меня чарующим взором наглеца, авантюриста и насильника. И, видимо, он все понял по моим глазам и остро отточенным, прелестным, напрягшимся грудкам...
- Как мне повезло! - проговорил, обшаривая мое тело неподражаемо нахальным, приметливым глазом.
И как он догадался, что со мной надо говорить по-английски? Наверное, все-таки мой образ запал ему в душу, хотя в силу каких-то непонятных пока обстоятельств он вынужден был вытолкать меня из своей каюты, когда я сама пришла к нему.
Но это уже в прошлом! А настоящее сияло и переливалось! Он, весь, целиком, принадлежал мне! И так просто это не могло закончиться на этот раз - это я чувствовала.
Обстоятельства между тем словно спешили нам навстречу. В дверь выстрелили. Мой "новый русский" выстрелил в ответ, схватил меня не очень ловко, но прочно за шею и повалился вместе со мной в дальний угол, за спинку кровати. И для меня это оказалось совершенно роковым. Видит Бог, никогда ни один мужчина не возбуждал меня сильнее и безумнее, чем этот потный, отстреливающийся "новый русский", пахнущий порохом, дымом и пламенем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44