В огне погибло семьдесят три человека, в их числе губернатор штата Виргиния.
Ужасы той первой после рождества ночи, огласившейся душераздирающими воплями горящих заживо людей, героизм и самопожертвование бросившихся на помощь смельчаков, среди которых выделялся могущий чернокожий кузнец, вынесший из огня нескольких детей, глубоко потрясли всю тогдашнюю Америку.
Ни Джона Аллана, ни его домочадцев, когда произошел пожар, в городе не было. Сам он, взяв с собой жену и Эдгара, накануне отправился посмотреть, как идут дела на его плантации. Г-жа Валентайн поехала навестить каких-то деревенских родственников. О случившемся несчастье они узнали лишь по возвращении в Ричмонд. У Джона Аллана были все основания поздравить себя со счастливым избавлением. Возблагодарив провидение, он решил, что не лишним будет заручиться милостью небес и на будущее, сделав какое-нибудь доброе дело. В те дни благотворительностью занимался весь Ричмонд. Многие брали на воспитание сразу по нескольку сирот, и царившие в тот момент общественные настроения предопределили судьбу детей Элизабет По: они остались там, куда их взяли сразу после смерти матери, – Эдгар у Джона Аллана, а Розали в семье Уильяма Макензи.
Что касается Эдгара, то здесь дело, бесспорно, решила настойчивость Фрэнсис Аллан. На это указывают и свидетельства хорошо знавших ее людей, и то обстоятельство, что, одержимая желанием оставить мальчика у себя и исправить тем самым несправедливость лишившей ее радостей материнства природы, она даже не ответила на тревожное письмо живших в Балтиморе деда и бабки Эдгара по отцовской линии, умолявших сообщить им о судьбе маленького внука.
Подобно другим детям, маленький Эдгар не избежал бед и напастей, причиняющих бесконечные беспокойства родителям: мальчик был довольно слаб здоровьем, и Фрэнсис Аллан вскоре пришлось сполна изведать, сколь нелегки материнские заботы. Первым выпавшим на ее долю испытанием был круп, уложивший Эдгара в постель на целую неделю в мае 1812 года. Не миновало оно и приемного отца – ему пришлось оплатить представленный доктором счет.
Г-н Аллан был в это время в весьма затруднительных обстоятельствах. Один из зафрахтованных им кораблей был задержан таможенными властями в Норфолке, и когда вечерами купец сидел у камина, тщательно обдумывая «ходатайство об отпущении», которым намеревался разжалобить федеральный суд, им порою завладевали мысли о будущем маленького сироты, чьи босые ножки весело шлепали по полу в спальне наверху, где его укладывали в постель «ма» и «тетя Нэнси». Временами смягчалось сердце и у Джона Аллана; с годами он полюбил мальчика и стал гордиться им, как собственным сыном. Именно поэтому разочарование, постигшее его затем в этих чувствах, так ожесточило его гордую душу. Он не смог простить юноше, которого когда-то обласкал и приблизил, неповиновения своей воле.
Торговец Аллан не сомневался, что все в этом мире, даже отцовская привязанность, имеет свою цену. Цену эту поэт Эдгар По счел, однако, слишком дорогой, ибо взамен от него требовали признать чужую власть над его сердцем и разумом.
Но пока что в руках милосердной леди и ее мужа мальчик был точно податливая глина, из которой им предстояло, приложив немало труда, вылепить великого и несчастного человека.
Глава третья
Разумеется, Фрэнсис Аллан хотела, чтобы Эдгар был усыновлен официально, с соблюдением всех юридических формальностей, однако муж ее продолжал упорствовать. На первый взгляд отказ усыновить ребенка, фактически уже ставшего членом его семьи, мог показаться странным чудачеством, но, как мы уже убедились, у Джона Аллана имелись немаловажные причины противиться этому решению, которое связало бы его пожизненными обязательствами, или по меньшей мере всячески его оттягивать.
Кто знает, уступи Джон Аллан просьбам жены, и судьба Эдгара По, возможно, сложилась бы совсем иначе. Быть может, не возникло бы тогда преследовавшее его многие годы чувство, что он ест чужой хлеб (о чем ему не раз напоминали), что живет лишь милостью своих благодетелей, – то ощущение собственной неполноценности, которое породило в нем почти болезненную гордость, сделавшуюся со временем одной из главных черт его характера.
Жизнь, однако, распорядилась по-своему, лишив Эдгара успокоительной уверенности в нерасторжимости самых тесных из связывающих людей уз, ибо существование их, как он обнаружил с течением лет, зиждилось на ненадежном фундаменте благотворительности. Вера в незыблемость домашнего очага и прочность родительской любви является краеугольным камнем, лежащим в основе любой целостной личности. Разрушить или расшатать его значит обречь душу на вечную тревогу и смятение, ибо все здание жизни кажется ей тогда возведенным на предательских зыбучих песках.
Мальчик, возможно, ощущал, что даже ласки, которыми осыпала его приемная мать, на самом деле предназначались не ему, а ее собственному, так и не родившемуся ребенку. Ведь несмотря на огромную привязанность миссис Аллан к сироте Эдгару, матерью ему она все-таки не была. И если сам он этого не почувствовал, то Джон Аллан, как достоверно известно, сделал все, чтобы открыть ему глаза на суровую правду.
Ребенком Эдгар предпочитал общество девочек своего возраста, и в школе (обучение тогда было раздельное) на первых порах чувствовал себя одиноким и несчастным. Болел он нечасто, однако отличался хрупким сложением, что давало приемной матери лишний повод баловать его, ибо мальчик был на удивление умен и хорош собой и вскоре сделался всеобщим любимцем не только в доме, но и среди многочисленных знакомых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125