Сама мисс Валентайн, во всяком случае, чувствовала себя вполне обеспеченной с отписанными ей 300 долларами годового дохода и бесплатным столом и стиркой в доме покойного торговца.
С каким, должно быть, странным чувством проходил По мимо большого дома с занавешенными окнами, прислушиваясь к крикам играющего в саду старшего сына Джона Аллана, или отвечал на радостные приветствия встреченных на улице старых слуг, зная наверняка, что во всем этом ему уже нет и никогда больше не будет места. С таким же чувством он заглядывал, оказываясь поблизости, в лавку «Эллиса и Аллана». Знакомый полумрак, и даже запахи все те же. В конторе стол Джона Аллана на прежнем месте, как и шкатулка с письмами. Нет лишь самого Аллана – ему уже не вернуться.
Прошлое, однако, забыто не было. Память о нем хранили письма в старой шкатулке и сердца тех, кто оставался в доме на Мэйн-стрит. Приезд По очень встревожил вдову Аллана, хотя она и не подала виду, что знает о нем. У нее и так уже было немало неприятностей в связи с завещанием, а По, явись у него такое желание, мог очень многое рассказать. Поэтому нужно быть как можно осторожнее, а самое главное, избегать новых скандалов. И тяжелые двери особняка Алланов больше ни разу не отворились перед По – бесшумно и таинственно закрылись для него и некоторые другие ричмондские двери. Sub rosa в известных кругах местного общества поползли какие-то слухи. Со временем это сыграло свою роль, особенно когда выросли дети Аллана.
И все же в большинстве своем старые друзья остались ему верны – Джек Макензи, Боб Кейбелл, Гэльты, не говоря уж о Робе Стенарде. По был принят во многих домах, хозяева которых в суждении о нем больше полагались на свои собственные впечатления. Многие знали достаточно, чтобы относиться к разговорам о несправедливости По к Джону Аллану с должной долей недоверия. Что до рассказов о его пристрастии к картам в университетскую пору, то об этом слышали и раньше, да и сам грех был не из тех, за которые изгоняют из танцзалов. Даже на незаплаченные мелкие долги можно было посмотреть сквозь пальцы, когда речь шла о том, чтобы простить очаровательного молодого человека, вот-вот добьющегося славы и к тому же умеющего так оживить светскую беседу. На первых порах возвращение По в Ричмонд весьма походило на триумф. Кое-кто исподтишка посмеивался над некой недавно овдовевшей гордой дамой, родом не из Виргинии, которая жила на столь широкую ногу. И потому приемного сына Фрэнсис Аллан не обходили вниманием. После Балтимора, где уделом его была нищета, он жил точно в прекрасном сне. В каждом доме он находил вино, музыку, прелестных женщин и весьма почтительное отношение к «изящной словесности». И временами все это кружило ему голову.
Немного погостив у Макензи, По поселился в пансионе миссис Пуэр на Бэнкстрит, одном из тех претенциозно-приличных заведений, каких было особенно много на тогдашнем Юге.
Редакция журнала «Сазерн литерери мессенджер» находилась на углу Главной и Пятнадцатой улиц, в солидном трехэтажном кирпичном здании под шиферной крышей, с крутыми скатами и короткой дымовой трубой. «Мессенджер» занимал весь второй этаж, а на первом помещалась сапожная мастерская некоего Арчера. По поднимался в свое святилище по наружной лестнице с Пятнадцатой улицы. Место оказалось удивительно знакомым, ибо как раз в соседнем доме (сюда даже доносились крики переговаривающихся через стены приказчиков) располагались лавка и склады «Эллиса и Аллана». Сколько раз По ходил этой дорогой на службу, когда был в приказчиках у своего опекуна! Он помнил даже небольшой подъем кирпичной мостовой на Пятнадцатой улице, начинавшийся сразу от угла. Те дни все еще столь живо стояли перед глазами, что даже теперь он вздрагивал, заслышав стук трости и звук тяжелых шагов снаружи.
В той же комнате, где По, сидел и сам главный редактор, мистер Уайт, – коренастый джентльмен средних лет с добродушным румяным лицом. Сюда то и дело заглядывали посетители – местные литературные знаменитости, печатавшиеся на страницах журнала, – чтобы поболтать или попросить о какой-нибудь услуге. Из передней комнаты слышался шотландский говор метранпажей Уильяма Макфарленда и Джона Фергюссона, укладывающих матрицы на круглые черные пластины прессов или колдующих над квадратными ячейками наборной кассы. На вбитых в стену ржавых крюках висели гранки. Ежедневная почта была очень обильна и большей частью сваливалась в кучу на стол По. Книг на рецензию присылали много, и молодому редактору приходилось работать не покладая рук.
Как правило, По сидел в редакции один, так как мистер Уайт, уверившись в литературных талантах своего помощника, проводил почти все время, разъезжая по штату в поисках желающих подписаться на его журнал. К приходу По подписчиков было всего 700 человек. Благодаря совместным усилиям молодого одаренного писателя и искушенного в журнальном деле Уайта число их стало стремительно расти. Предаваться мечтам было некогда. В небольшом помещении редакции, освещенном тусклым светом, просачивающимся сквозь запыленные стекла, постоянно кто-нибудь сидел, стоял или расхаживал взад-вперед, разглагольствуя на самые разнообразные темы и прерываясь лишь для того, чтобы сплюнуть на пол табачную слюну. Гора книг, ждущих рецензии, не уменьшалась; Макфарленд кричал, чтобы поскорее несли материал в набор; воздух был пропитан запахом горящей в лампах ворвани и типографской краски. Несколько дней в месяц По допоздна просиживал на службе, надписывая адреса подписчиков на конвертах с экземплярами очередного номера журнала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125