Прочтя письмо, бабушка отнесла его моему дяде Джеймсу. Дядя был так возмущен и оскорблен, что без моего ведома написал мистеру По резкий и язвительный ответ. В это же время мистер По опубликовал в одной балтиморской газете стихотворение из шести или восьми строф, назвав его «К Мэри». Речь в нем шла о ветренности и непостоянстве, и тон его был очень суров. Все мои друзья и друзья По знали, к кому обращены стихи, что еще больше усилило возмущение дядюшки.
Мистер По пришел в такое бешенство от полученного письма, что купил плеть из воловьей кожи и, придя в магазин к дяде, избил его. В ту пору дяде было больше пятидесяти лет. Тетушка и оба ее сына бросились в магазин и, защищая дядю, порвали черный сюртук его обидчика на спине от пояса до воротника. Тогда мистер По засунул плеть в рукав и, как был, в разорванном сюртуке направился вверх по улице к нашему дому, сопровождаемый толпой мальчишек. Войдя к нам, он спросил отца и, когда тот вышел к нему, сказал, что только что видел дядюшку; показав написанное последним письмо, он заявил, что глубоко оскорблен и что избил дядюшку плетью. Меня позвали вниз. Увидев меня, мистер По достал из рукава плеть и бросил к моим ногам, сказав: «Возьмите, я ее вам дарю! «
Вскоре после того, как произошла эта волнующая мелодраматическая сцена, Девро уехали из Балтимора, и лишь много лет спустя судьба снова свела их с По. В рассказе Мэри Девро, девушки не очень образованной, но умной, есть кое-что примечательное, и как свидетельство человека, знавшего По столь близко, он заслуживает большого доверия. Едва ли нужно говорить, как неимоверно трудно жить вместе с таким нервным и легковозбудимым человеком, каким был По. Лишь преданная любовь и долготерпение миссис Клемм могли выдержать подобное испытание.
Приблизительно в то время, когда, по словам Мэри Девро, опекун угрожал оставить По «без единого гроша», если он на ней женится, Джон Аллан был как раз занят составлением завещания. Этот документ, продиктованный напоминаниями о всесилии смерти, был подписан 17 апреля 1832 года, ибо даже после поездки на воды в Хот-Спрингс в 1829 году здоровье Аллана продолжало неуклонно ухудшаться. «Напоминания» вновь приняли вид прогрессирующей водянки. Известия об этом вскоре дошли до По, который вел тогда оживленную переписку с Ричмондом. Старые слуги в ричмондском доме, не забывшие ни добрых старых дней, ни «мистера Эдди», изредка сообщали ему последние новости. О делах опекуна он мог узнать и от Макензи, по-прежнему друживших с мисс Валентайн.
У По было множество причин стремиться в Ричмонд. Помимо того, что там был его «дом» – обстоятельство, само по себе немаловажное, – он еще питал некоторую надежду на благосклонный прием со стороны опекуна, что означало бы для него немедленное облегчение его отчаянного положения и перемены к лучшему в будущем. По приехал в Ричмонд, где он не был более двух лет, в июне 1832 года. Возвращение в родные места всегда вызывает к жизни связанные с ними чувства и переживания. Маленькая столица Виргинии едва ли могла измениться с тех пор, как он видел ее в последний раз, – даже узор виноградных лоз, увивавших стены домов, казался все тем же. И когда он отворил железную дверь ограды и ступил на знакомую дорожку, у него не было и тени сомнения в том, что он действительно «возвращается домой». Все, что он видел вокруг, жило в самых сокровенных его мечтах. Ему открыл пожилой дворецкий, и По велел отнести вещи в «его комнату». Это не был жест, которым он хотел заявить о своих притязаниях, а просто давшая о себе знать старая привычка. Одновременно он выразил желание видеть мисс Валентайн. Ее не оказалось дома, а дворецкий сообщил ему, что комната «мастера Эдди» теперь отведена для гостей. По этому поводу между слугой и По возник спор. По считал комнату своей безраздельной собственностью. Ведь там все еще оставались его вещи, думал он. Чернокожий старик слуга пришел в замешательство. Тогда По попросил позвать миссис Аллан, которая вскоре спустилась в гостиную.
Там она нашла какого-то незнакомого молодого человека, который вел себя так, точно был членом семьи Алланов. К вящему своему изумлению, она услышала от него упреки в том, что она осмелилась распоряжаться в собственном доме так, как считала нужным. Что до По, то он, как и всегда в минуты сильного волнения, не сумел совладать с чувствами и принялся укорять эту «чужую женщину», захватившую место Фрэнсис Аллан без всякого на то права. Донесшийся из комнаты наверху капризный крик «наследника» нимало его не успокоил. Говорят, что даже ребенок не избежал его едких замечаний и будто в запальчивости он заявил, что, выходя замуж за Джона Аллана, теперешняя жена опекуна руководствовалась далеко не бескорыстными соображениями. Миссис Аллан отвечала, что отнюдь не рассматривает По в качестве члена семьи, с чьими желаниями надлежит сообразовываться в делах домоустройства, но, напротив, знает его всего лишь как нахлебника, живущего милостью ее мужа. Разговор получился весьма неприятным и привел обоих в крайнее раздражение. Для миссис Аллан присутствие в доме По явилось нежеланным напоминанием о правах любимого приемного сына первой жены, угрожавшего самим устоям, на которых зиждилось благополучие ее детей (их было уже двое) и ее собственное. Она послала в контору за Джоном Алланом, написав в записке, что она и Эдгар По «не могут оставаться и дня под одной крышей». В какой-то момент По исполнился решимости отстоять свои «права» и остался сидеть в гостиной. Но вот с улицы послышался сердитый стук трости и тяжелое топанье хромой ноги Джона Аллана, и этого оказалось достаточным, чтобы изменить если не чувства По, то, во всяком случае, его намерения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125