Именно она создала в жизни человека, с детства обитавшего в хаосе страстей и желаний, ту обстановку устроенности, постоянства, чистоты и удобства, без которой он бы просто погиб или влачил бы жалкое, убогое существование. Когда скупые руки отказывались вознаградить тяжкие труды поэта даже жалкими медяками, которые охотно бросали в шапку слепца, Мария Клемм сама отправлялась со своей корзиной на поиски пропитания и, возвращаясь, с горьким триумфом отдавала добытое этим благородным нищенством утомленному сыну и умирающей дочери.
Во всяких обстоятельствах она всегда предпринимала самый разумный из возможных шагов, умея найти наилучший выход из любых трудностей. Здоровье Вирджинии и преследовавшие Эдгара неурядицы требовали, чтобы семья уехала куданибудь подальше от городского шума и светской суеты. Миссис Клемм стремилась туда, где Вирджиния могла бы в мире окончить свои дни, а ее сын – вести достойную жизнь, где бедность их была бы скрыта от посторонних глаз, а их несчастья не становились бы предметом праздных толков. Сам По желал этого больше всего на свете. И в конце мая они перебрались в Фордхем.
В сороковые годы прошлого века Фордхем был маленькой сонной деревушкой, вытянувшейся вдоль старого проезжего тракта Кингсбридж Роуд. Местечко брало начало от заложенного там в 1676 году крупного поместья. Коттедж, в котором поселились По, размещался на треугольном участке земли площадью около акра – как раз там, где Кингсбридж Роуд поворачивала на восток, к деревне. В этом небольшом домике с широкими дверями и забранными частым переплетом окнами было четыре комнаты – по две на каждом этаже, кухня с открытым очагом и пристройка для скота. Спереди – маленькая веранда, «увитая побегами жасмина и жимолости и уставленная горшочками с дивными цветами», как писал По. Он вспоминает также «яркую зелень тюльпановых деревьев, частично затенявших дом, и идущие от него в разные стороны дорожки, выложенные большими и гладкими, неправильной формы гранитными плитами… утопающими в чудесном мягком дерне, – не плотно пригнанными, с пробивающимся в частых промежутках бархатистым мхом». Крыша была в ту пору из темной сосновой дранки.
Самая просторная общая комната, где обычно работал По, находилась на первом этаже. «Ее обстановку составляли круглый стол, несколько стульев, кресло-качалка и диван или скорее даже кушетка». К общей комнате примыкала крошечная спальня миссис Клемм, куда позднее положили больную Вирджинию. Две комнаты наверху были отведены для По и Вирджинии.
Окрестности были очень живописны. Обращенный фасадом на запад, дом стоял на невысоком холме вблизи дороги. В маленьком дворике росли кусты сирени и раскидистая вишня. С севера к дому почти вплотную подступала небольшая рощица и яблоневый сад. С поросшего травой южного склона холма, сбегавшего к берегу мелководной речушки Милк Крик, открывался вид на привольно раскинувшиеся вдали фермерские угодья.
Однако вопреки ожиданиям Фордхем не стал для По местом тихого и безмятежного одиночества. Смертельная болезнь Вирджинии, его собственное расстроенное здоровье и изнурительная борьба с бедностью приводили его в смутное и угнетенное состояние духа. Сил, чтобы писать, почти не оставалось. В довершение ко всем бедам у По произошло досадное столкновение с Томасом Инглишем.
В очерках о «Literati» По весьма зло высмеял Инглиша. В январе 1846 года между ними произошла бурная ссора по поводу потерпевшего финансовый крах «Бродвей джорнэл». По был нетрезв, и дело дошло до потасовки. С тех пор их вражда, перенесенная впоследствии на страницы газет и журналов, не утихала. Вплоть до середины того душного грозового лета противники продолжали метать друг в друга театральные громы и молнии, к вящему удовольствию падкой на скандалы публики. 23 июня после нескольких нанесенных Эдгаром По болезненных уколов Инглиш поместил в газете «Нью-Йорк миррор» свой «Ответ г-ну По», где обрушил на По обвинения во всех совершенных и не совершенных им грехах. Заканчивает он следующим:
«…Другой поступок г-на По помог мне узнать его еще лучше. Некий ньюйоркский коммерсант обвинил По в подлоге, и тот явился ко мне за советом, как наказать обидчика. И поскольку у него не хватало смелости вызвать этого господина к барьеру или дать ему достойную отповедь, я предложил ему возбудить судебное дело как единственно остающуюся возможность. По его просьбе мной был найден поверенный, который, из уважения ко мне, согласился взяться за дело, не требуя обычного в таких случаях задатка. Сперва гн По горел желанием немедля начать процесс. Однако, как только настало время действовать, пошел на попятную, по существу признав тем самым справедливость обвинения».
Понимая, что последнее утверждение носит явно клеветнический характер, редактор «Нью-Йорк миррор» попытался обезопасить себя, предпослав «Ответу» Инглиша специальную заметку. Но предосторожность оказалась тщетной. 10 июля По выступил в филадельфийской газете «Спирит оф Таймс» в свойственном ему стиле, который полностью соответствовал случаю. Не будучи в силах опровергнуть брошенные ему Инглишем обвинения в пристрастии к вину и несдержанности, он, однако, привел многочисленные и достоверные факты, из которых складывался весьма неприглядный нравственный портрет его противника. Совершение подлога напрочь отрицалось. «И невиновность свою я сумею доказать в суде», – заявляет в заключение По. Что он и сделал в действительности, предъявив «Нью-Йорк миррор» иск за клевету. Дело слушалось 27 февраля 1847 года в нью-йоркском городском суде, куда Инглиш, который должен был представлять газету, не явился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125