Всякое путешествие, всякое мореплавание пресечено нашим неведением. Ушел почтенный и ласковый ум, мудрый и достойный своих седин, не доведя до конца своих нам благодеяний.Так и в таком роде жалостно сетовала Хариклея. Теаген то увеличивал ее плач своим собственным, то, щадя Хариклею, подавлял его.В это время приходит Ахэмен и, найдя двери запертыми на засов, спрашивает привратницу, что это значит. Узнавши, что это дело его матери, он подошел к дверям, недоумевая о причине, и услыхал плач Хариклеи. Нагнувшись к отверстию, через которое отмыкалась цепь засова, он увидел происходившее там и стал снова спрашивать привратницу, кто там внутри. Она ответила, что не знает всего, знает только, что это, по-видимому, какие-то чужестранцы, девушка и юноша, только что водворенные сюда его матерью. Ахэмен опять нагнулся и попытался тщательно разглядеть, кого увидел. Совершенно не зная Хариклеи, он все же сильно удивился ее красоте и представлял себе, как бы она выглядела, не будучи заплаканной. Удивление незаметно увлекло его к любовной страсти.Что же до Теагена, то Ахэмену казалось, что, хотя туманно и смутно, все-таки он его узнаёт.Ахэмен еще вглядывался, как вдруг возвратилась Кибела.Она успела сообщить Арсаке обо всем, что было с молодою четой, и поздравила Арсаку с удачей: само собой совершилось то, чего никто не надеялся достичь бесчисленными замыслами и хитростями, – любимец Арсаки будет жить в одном с нею доме, их свидания будут обеспечены. Многими такого рода словами она возбудила Арсаку и с трудом удержала ее от попытки сейчас же увидеть Теагена, говоря, что не стоит Арсаке являться перед юношей бледной и с распухшими от бессонницы глазами: ей нужно отдохнуть этот день и вернуть обычную красоту. Многими такого рода словами Кибела привела Арсаку в хорошее настроение, внушала надежду, что все совершится по ее желанию, и научила, что нужно делать и как встретиться с чужеземцами.После всего этого Кибела возвратилась домой.– О чем ты хлопочешь, сын мой? – спросила она Ахэмена.Тот ответил:– Я хочу знать о чужеземцах, которые находятся там внутри, кто они такие и откуда.– Нельзя, дитя мое, – возразила ему Кибела, – соблюдай молчание, храни все в себе, никому не рассказывай и не общайся с чужеземцами. Такова воля госпожи.Ахэмен ушел, покорно повинуясь матери и считая, что Теаген взят для обычных любовных услуг Арсаке. Уходя, он рассуждал сам с собой: «Не тот ли это юноша, кого я недавно принял от начальника стражи Митрана, чтобы отвести его к Ороондату для отправки великому царю, и кого у меня отняли бессейцы с Тиамидом? Тогда я едва не подвергся смертельной опасности, лишь один я спасся из всех, кто его вел. Неужели меня обманывают глаза? Нет, они болят меньше, и я различаю предметы почти как обычно. К тому же я слышал, что Тиамид накануне был здесь и, после единоборства с братом, получил жречество. Значит, это тот самый юноша. Но пока надо молчать, что я его узнал, и постараться выведать, какие намерения у госпожи насчет чужеземцев».Так рассуждал Ахэмен сам с собою, Кибела же, вбежавши к молодой чете, застигла следы слез. Хотя при скрипе отворяющейся двери Теаген и Хариклея постарались привести себя в порядок и вернуть обычный вид своим уборам и взорам, все же они не могли скрыть от старухи, что слезы еще стояли в их глазах.Кибела воскликнула:– Сладчайшие мои детки, зачем вы безвременно плачете, когда надо радоваться, когда надо считать себя счастливыми, раз судьба вам улыбнулась. Намерения Арсаки по отношению к вам самые лучшие и для вас желательные: она согласилась принять вас на следующий день, а пока велела вас всячески приветствовать и оказывать вам услуги. Бросьте этот неразумный, прямо-таки детский плач, следите за собою, приведите себя в порядок, уступите и повинуйтесь воле Арсаки.Теаген ответил:– Матушка, воспоминание о кончине Каласирида повергло нас в печаль и вызвало слезы, так как мы лишились его отеческой заботливости.– Все это пустяки, – сказала Кибела. – Каласирид, во-первых, не родной вам отец, а во-вторых, старик подчинился общему порядку природы и своему возрасту. А тебе предстоит все: первое место, богатство, роскошь и наслаждение твоим цветущим возрастом. Одним словом, считай это своим счастьем и воздай поклонение Арсаке.Слушайтесь только меня во всем: как следует приблизиться к ней, взглянуть на нее, когда она это дозволит, как обращаться с ней и исполнять ее приказания. Ты знаешь, дух ее велик, надменен и царствен, чему способствуют еще ее молодость и красота, – Арсака не терпит презрения к ее приказам.Теаген промолчал. Он размышлял сам с собою: «Такие речи – предвестники чего-то неприятного и дурного».Немного спустя вошли евнухи. Они несли в золотых сосудах, правда, лишь остатки со стола сатрапа, но такие, что они затмевали всякое великолепие и роскошь.– Этим, – сказали они, – госпожа сегодня приветствует и жалует чужеземцев. – Евнухи поставили яства перед ними и тотчас удалились.Теаген и Хариклея, отчасти потчеваемые Кибелой, отчасти из боязни показаться гордецами, вкусили немного из предложенного. Это повторилось и вечером, и в дальнейшие дни. А на следующий день около первого часа дня обычные евнухи, явившись к Теагену, сказали:– Тебя зовет госпожа, дорогой гость. Нам приказано привести тебя перед ее очи. Иди же, вкуси счастье, уделяемое ею редким людям и редко.Теаген, немного помедлив, точно его насильно влекли, встал и спросил:– Одному мне приказано прийти или с сестрой?Евнухи ответили, что одному, а Хариклея принята будет особо. Сейчас у Арсаки несколько персидских сановников, да и вообще обычай велит мужчин принимать отдельно, а женщин – в другое время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110