Потому что где-то там, наверху, сказали тик-так большие, очень большие европейские часы - за стенами загудело и в пролом на месте двери ввалился, словно вброшенный волной шума, мокрый господин Нисигава.
– Труба! - он повалился на колени и ткнулся лбом в пол, не обращая внимания на окружающий разгром. - Труба разрублена! Котлы в пропиточном… охлаждение… взрыв! Котлы взорвались! Сушилка горит! Перегонный цех…!
– Спасибо. Распорядитесь взорвать плотину, чтобы не было лесного пожара.
– Но ведь… Но ведь… - господин Нисигава растерянно оглянулся.
– А вот кто разрубил трубу - действительно интересно, - продолжал Уэмура. - Господин Нисигава, передайте в Токио телеграфом сообщение: вызвать батальон полковника Оно на подавление беспорядков в деревне Кадзибаяси, - сказал Уэмура. - Пусть воспользуются железной дорогой. А их, - он показал взглядом на Асахину и Хараду, - ведите за мной. Госпожа Мияги, вам повезло. Перед смертью вас ждет необычайное зрелище.
Да, это было лучше, чем цветение сакуры, - дальний край долины светился ровно-рыжим, а выше пробовала щупальцами небо текучая красная корона. Сосна - смолистое дерево, когда в такой лес приходит огонь, горит самый воздух…
– Жаль, вы не видите того, что вижу я, - склонившись к уху госпожи Мияги, прошептал Уэмура. - Представьте себе, что вон та толпа оборванцев, - он показал пальцем, - тоже горит - всеми цветами человеческого ужаса. Вы, к слову, светитесь так же, и это вам идет. К сожалению, вы не увидите и того, что будет дальше.
– Аса… хина… - всхлипнула женщина.
– Нет-нет-нет, - Уэмура провел пальцами по ее лицу. - Я мог сделать это предложение минуту назад, но не сейчас. Сейчас гнев господина Асахины слишком красив, чтобы гасить его. Впрочем… Я могу попробовать показать вам. Моими глазами. Конечно, пропадет игра оттенков, вы просто не сможете различить их, но если изменить угол освещения… Да. Это тоже будет очень хорошо.
Господи, подумал Асахина. Это скверная женщина, и один ты знаешь, сколько человек она заставила страдать даже до смерти. Но вначале-то страдала она. И когда говорила, что дьявол лучше, - не понимала, о чем говорит. Вот сейчас поняла. Дай ей какую-нибудь другую смерть. Так ведь нельзя.
– Господин Асахина, - Уэмура оторвал от шеи госпожи Мияги окровавленные губы. - Вы портите мне удовольствие.
– Надеюсь, - сказал инженер. Он не знал, достаточно ли громко говорит. В ушах шумело - и не понять, пожар ли, собственная ли кровь. Ему казалось, что он и вправду видит людей как огни - поярче, потусклее. И складчатые холодные прорехи - там, где стояли юрэи. А еще, там дальше на холме… нет, ничего там не было.
Так нельзя. Пожалуйста.
– Ну что ж, подбавим красок, - Уэмура, усмехнувшись, опустил женщину на ступени и посмотрел в сторону приближающейся толпы. - А то они, чего доброго, успеют уйти из-под волны.
Он поднял ладонь - и Асахина ощутил, как пространство изгибается в том направлении.
Но это же неправильно, - почти в отчаянии прошептал он. - Это же не его земля, и не его вода, и не его горы… Господня земля, и что наполняет её…
Он почувствовал чей-то взгляд, поискал источник - и увидел, что госпожа Мияги еще жива. Пергаментно-бледное лицо было искажено страхом близкой смерти, глаза и щеки ввалились. Он видел такие лица - в дочиста разоренных войной деревнях, в Осаке во время голода. Вся глубина безумия собственной веры открылась ему: быть праведником в этом мире - чертовски мало. Он жалел только тех, кого можно и должно было жалеть. В крайнем случае - таких, как Харада или господин Мияги. Но - таких, как Ато? Уэмура? Синдо? Он, оказывается, все это время в глубине души оставался конфуцианцем, твердо знающим, что предел милосердию есть и ради некоторых, мягко говоря, не стоит идти на крест. Пять минут назад слова Уэмуры о добровольной жертве казались ему лишь злой насмешкой - как, наверное, и самому Уэмуре. Отдать свою кровь ради женщины, находящей удовольствие в пытках? Это значило предать чужую кровь. Праведность могла здесь вынести только смертный приговор: прощение невозможно.
Но где-то в невообразимой дали края провала между справедливостью и жалостью сошлись, да еще и под прямым углом. Складка пространства, в которой должны были задохнуться люди, предназначенные Уэмурой в жертву, раздернулась - словно полотно взяли за два конца и с хлопком развернули.
Отраженная волна ударила по Уэмуре.

***
…А вот пост на дороге - ставили правильно, с расчетом. Это инспектор понял еще до того, как увидел солдат. Просто толпа впереди остановилась и начала толочься. Люди, бегущие от смерти, способны снести с пути кого угодно. И если не снесли, значит, там впереди стоит кто-то, умеющий себя вести. Беда была в том, что командир патруля или секции вряд ли будет склонен выслушивать взбудораженных и явно перепуганных эта.
Сайто протолкался через толпу. В голове у него продолжал трубить тревожный рог, и тут уж пришла пора ставить на кон всё.
– Инспектор Токийской полиции капитан Фудзита! - он сверкнул значком перед носом начальника патруля. - Этих людей нужно немедля пропустить. В цеху вот-вот будет…
Бабах! Словно колокол храма Тион-Ин92 застонал от удара гигантского молотка. Сквозь крышу пропиточного цеха вылетел сноп ярко-желтого пламени. Люди в задних рядах завизжали и попадали при виде огромного искореженного куска металла, летящего в их сторону. Инспектор не сдвинулся с места. Он бывал под артиллерийским обстрелом неоднократно и видел, что сейчас будет недолет. А вот когда взорвутся остальные котлы…
– Взрыв, - закончил он. - Раздвигайте баррикаду и уходите сами. Оставьте рядового, чтобы направлял бегущих вверх по склону, - если начнется лесной пожар, управляющий может решить затопить цеха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56