ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Один день мы вместе лежали в Симферопольском военном госпитале… Вернее, в госпитальном отделении Симферопольской военной тюрьмы.
— И что, это все?
— Я имею право хранить молчание.
Советский майор стал цвета бордо. Крымский капитан явно веселился.
— А до этого? Раньше вы что, не виделись?
— Я не помню.
— Вот этого я совсем не понимаю, Глеб, — тихо проговорил Верещагин. — Совсем не понимаю…
— Полковник Верещагин, вы знакомы с капитаном Асмоловским? — повел свою партию крымский военный юрист.
— Да.
— Сколько раз вы встречались?
— Трижды, если считать сегодняшний.
— Расскажите о первой встрече.
Верещагин монотонно и кратко изложил историю появления своей «психкоманды» и пребывания ее на Роман-Кош совместно с ротой капитана Асмоловского.
Выглядел он так, как будто по нему прошлись асфальтовым катком.
— Капитан, как же согласовать это с вашим заявлением? — повернулся к Глебу крымский капитан.
— Как хотите, так и согласовывайте, — глядя в сторону, сказал Глеб.
— Можно, я поговорю с ним? — спросил Верещагин.
— Говорите, — посопев, согласился майор.
— Наедине.
— Зачем это? — забеспокоился советский юрист.
— Давайте выйдем, — крымский капитан встал.
— Объясните мне…
— Уходите отсюда, пожалуйста! — Верещагин поднялся со стула. — Дайте мне объяснить человеку, что к чему. Вам же лучше будет. И скажите, чтобы принесли чаю…
— Зачем, Глеб? — спросил он, когда все вышли.
— Ты на себя в зеркало смотрел?
— Я не брился сегодня.
— Такое впечатление, что и не спал. И не ел. Дня три. Это тебя здесь судят?
— Еще нет. Еще идет предварительное следствие.
— И я, значит, должен показания дать. Против тебя.
— А что тебя смущает? Я твой враг. Я тебя ранил, а мог и убить.
— И что с тобой теперь будет?
— Не знаю… Этот человек, капитан Пепеляев, — мой адвокат. Он клянется, что я отделаюсь выбарабаниванием. Поначалу мне кроили — как это у вас называется? — “вышку”, но Пепеляев не оставил от этих обвинений даже перьев. Он уже не одну задницу спас, так что я ему верю.
Принесли чай. Вернее, по здешнему обыкновению — кипяток и пакетики на веревочках.
— Штука в том, что ты ничего не изменишь. — Верещагин вынул пакетик из чашки, выжал его о ложку и положил на край блюдца. — Ради сохранения хороших отношеий между Москвой и Республикой Крым на кого-то все это нужно свалить. Этот «кто-то» — я. Другую кандидатуру найти трудно, да ее и не ищут особенно.
— И ты согласился?
— Ты понимаешь, Глеб… Я ведь действительно сделал то, в чем меня обвиняют. Отпираться было бы как-то глупо… Да и поздно. С точки зрения Устава я виновен…
— Победителей не судят, — хмыкнул Глеб.
— Как видишь…
— И ты, значит, покорно идешь под расстрел — ради сохранения хороших отношений между Москвой и этой… как ее… Республикой Крым?
— Под какой еще расстрел? Сохранить вам лицо — не значит потерять свое. Приговор уже известен: меня вышибут из армии с позором, предварительно разжаловав. На этом сторговались обвинение и защита.
— Что значит “сторговались”?
— То и значит. Как на базаре. Когда один просит сотню, второй дает двадцатку, в результате сходятся на шестидесяти. Так и здесь.
— Ну так зачем меня-то дергать?
— А ты, Глеб, единственный свидетель с советской стороны.
— Что? — потрясенный Асмоловский подался вперед. — Иди ты! Там же тьма народу была!
— Да? И кто, например?
— Васюк…
— Убит.
— Палишко…
— Убит.
— Стумбиньш…
— Ранен, до сих пор находится в коме.
— Говоров…
— Не нашли.
— Петраков…
— Убит.
— Товарищ майор…
— Занят в проекте “Дон” — считай, умер: новое имя, паспорт гражданина Крыма. Искать не будут, это вопрос принципиальный.
Глеб матюкнулся.
— Солдаты…
— Те, кто общался с нами достаточно плотно, будут молчать. И ты знаешь, почему.
— А, трам-тарарам…
— Согласен. Так вот, вернемся к итогам нашей торговли с обвинением: мы получим приговор по самым низким ставкам, если будем хорошо себя вести. Если процесс пройдет быстро и чисто. Это честная сделка: обвинение не потеет, получая доказательства, но за это не будет рыть нам могилу.
— Этот майор — он от обвинения?
— Товарищ Гудзь? Нет, он просто советский наблюдатель. Прелесть ситуации в том, что крымцы все должны сделать сами. Никакой номинальной власти над обвинением у Гудзя нет. Потому он и дергается: повлиять ни на что не может, а отвечать, в случае чего, будет… Например, если с советской стороны не найдет никаких свидетелей.
— Это он меня откопал?
— Конечно. И возлагает на тебя огромные надежды с тех пор, как узнал, что я тебя ранил. Так что давай, Глеб, показания. Иначе и мне не поможешь, и себе жизнь изгадишь.
— А с чего ты взял, что я хочу тебе помогать? Может быть, я просто не хочу стучать. Не люблю, не умею.
— Но это же не стукачество, товарищ капитан. Ты не доносишь на меня, ты просто помогаешь установить факты.
— Факты… — Глеб сказал, как сплюнул. — Артем, вот если бы меня вешали, а я тебя просил намылить веревку, чтоб я меньше мучился — ты бы это сделал?
— Не так же все погано…
— Откуда я знаю? Ты что, веришь им? Ты их спас, они тебя за это судят — и ты им веришь?
— Я верю Пепеляеву. Он хороший юрист и хороший человек… Слушай, если бы речь шла о жизни и совсем наоборот, я бы отсюда смылся быстро.
— Как? Через подкоп? В бетоне? Или на воздушном шарике?
— Зачем такие сложности… Просто покинул бы ночью город… Хич-хайком — до Ялты или Алушты… А там угнал бы любую парусную яхту — на выбор…
— Так ты что… не в тюрьме?
— Нет, Глеб! Я живу в городе, в гостинице… Кстати, на днях получил третье — и последнее, наверное — полковничье жалование…
— Гуляешь, словом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238
— И что, это все?
— Я имею право хранить молчание.
Советский майор стал цвета бордо. Крымский капитан явно веселился.
— А до этого? Раньше вы что, не виделись?
— Я не помню.
— Вот этого я совсем не понимаю, Глеб, — тихо проговорил Верещагин. — Совсем не понимаю…
— Полковник Верещагин, вы знакомы с капитаном Асмоловским? — повел свою партию крымский военный юрист.
— Да.
— Сколько раз вы встречались?
— Трижды, если считать сегодняшний.
— Расскажите о первой встрече.
Верещагин монотонно и кратко изложил историю появления своей «психкоманды» и пребывания ее на Роман-Кош совместно с ротой капитана Асмоловского.
Выглядел он так, как будто по нему прошлись асфальтовым катком.
— Капитан, как же согласовать это с вашим заявлением? — повернулся к Глебу крымский капитан.
— Как хотите, так и согласовывайте, — глядя в сторону, сказал Глеб.
— Можно, я поговорю с ним? — спросил Верещагин.
— Говорите, — посопев, согласился майор.
— Наедине.
— Зачем это? — забеспокоился советский юрист.
— Давайте выйдем, — крымский капитан встал.
— Объясните мне…
— Уходите отсюда, пожалуйста! — Верещагин поднялся со стула. — Дайте мне объяснить человеку, что к чему. Вам же лучше будет. И скажите, чтобы принесли чаю…
— Зачем, Глеб? — спросил он, когда все вышли.
— Ты на себя в зеркало смотрел?
— Я не брился сегодня.
— Такое впечатление, что и не спал. И не ел. Дня три. Это тебя здесь судят?
— Еще нет. Еще идет предварительное следствие.
— И я, значит, должен показания дать. Против тебя.
— А что тебя смущает? Я твой враг. Я тебя ранил, а мог и убить.
— И что с тобой теперь будет?
— Не знаю… Этот человек, капитан Пепеляев, — мой адвокат. Он клянется, что я отделаюсь выбарабаниванием. Поначалу мне кроили — как это у вас называется? — “вышку”, но Пепеляев не оставил от этих обвинений даже перьев. Он уже не одну задницу спас, так что я ему верю.
Принесли чай. Вернее, по здешнему обыкновению — кипяток и пакетики на веревочках.
— Штука в том, что ты ничего не изменишь. — Верещагин вынул пакетик из чашки, выжал его о ложку и положил на край блюдца. — Ради сохранения хороших отношеий между Москвой и Республикой Крым на кого-то все это нужно свалить. Этот «кто-то» — я. Другую кандидатуру найти трудно, да ее и не ищут особенно.
— И ты согласился?
— Ты понимаешь, Глеб… Я ведь действительно сделал то, в чем меня обвиняют. Отпираться было бы как-то глупо… Да и поздно. С точки зрения Устава я виновен…
— Победителей не судят, — хмыкнул Глеб.
— Как видишь…
— И ты, значит, покорно идешь под расстрел — ради сохранения хороших отношений между Москвой и этой… как ее… Республикой Крым?
— Под какой еще расстрел? Сохранить вам лицо — не значит потерять свое. Приговор уже известен: меня вышибут из армии с позором, предварительно разжаловав. На этом сторговались обвинение и защита.
— Что значит “сторговались”?
— То и значит. Как на базаре. Когда один просит сотню, второй дает двадцатку, в результате сходятся на шестидесяти. Так и здесь.
— Ну так зачем меня-то дергать?
— А ты, Глеб, единственный свидетель с советской стороны.
— Что? — потрясенный Асмоловский подался вперед. — Иди ты! Там же тьма народу была!
— Да? И кто, например?
— Васюк…
— Убит.
— Палишко…
— Убит.
— Стумбиньш…
— Ранен, до сих пор находится в коме.
— Говоров…
— Не нашли.
— Петраков…
— Убит.
— Товарищ майор…
— Занят в проекте “Дон” — считай, умер: новое имя, паспорт гражданина Крыма. Искать не будут, это вопрос принципиальный.
Глеб матюкнулся.
— Солдаты…
— Те, кто общался с нами достаточно плотно, будут молчать. И ты знаешь, почему.
— А, трам-тарарам…
— Согласен. Так вот, вернемся к итогам нашей торговли с обвинением: мы получим приговор по самым низким ставкам, если будем хорошо себя вести. Если процесс пройдет быстро и чисто. Это честная сделка: обвинение не потеет, получая доказательства, но за это не будет рыть нам могилу.
— Этот майор — он от обвинения?
— Товарищ Гудзь? Нет, он просто советский наблюдатель. Прелесть ситуации в том, что крымцы все должны сделать сами. Никакой номинальной власти над обвинением у Гудзя нет. Потому он и дергается: повлиять ни на что не может, а отвечать, в случае чего, будет… Например, если с советской стороны не найдет никаких свидетелей.
— Это он меня откопал?
— Конечно. И возлагает на тебя огромные надежды с тех пор, как узнал, что я тебя ранил. Так что давай, Глеб, показания. Иначе и мне не поможешь, и себе жизнь изгадишь.
— А с чего ты взял, что я хочу тебе помогать? Может быть, я просто не хочу стучать. Не люблю, не умею.
— Но это же не стукачество, товарищ капитан. Ты не доносишь на меня, ты просто помогаешь установить факты.
— Факты… — Глеб сказал, как сплюнул. — Артем, вот если бы меня вешали, а я тебя просил намылить веревку, чтоб я меньше мучился — ты бы это сделал?
— Не так же все погано…
— Откуда я знаю? Ты что, веришь им? Ты их спас, они тебя за это судят — и ты им веришь?
— Я верю Пепеляеву. Он хороший юрист и хороший человек… Слушай, если бы речь шла о жизни и совсем наоборот, я бы отсюда смылся быстро.
— Как? Через подкоп? В бетоне? Или на воздушном шарике?
— Зачем такие сложности… Просто покинул бы ночью город… Хич-хайком — до Ялты или Алушты… А там угнал бы любую парусную яхту — на выбор…
— Так ты что… не в тюрьме?
— Нет, Глеб! Я живу в городе, в гостинице… Кстати, на днях получил третье — и последнее, наверное — полковничье жалование…
— Гуляешь, словом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238