В толчее и мельтешении последних приготовлений никто не заметил, как щеголеватый поручик отчего-то согнулся пополам и сел на темно-желтую плитку. Никто не обратил внимания и на хамское поведение командира дивизии, который, вместо того, чтобы протянуть руку адъютанту главнокомандующего, ускорил шаг, потом бегом догнал аэро-симфовский кар, на котором телевизионщики катили к месту встречи и подскочил на подножку машинки.
— If you want something done, do it yourself, — сказал он, соскакивая с подножки. Очень своевременная мысль и очень своевременное действие. Он снова побежал. Там, кажется, уже началось…

* * *
Они ожидали увидеть супермена, победителя «Антика-Ралли», плейбоя, лидера, повелителя умов и сердец…
Они увидели полупомешанного, израненного, испепеленного человека…
…Верещагин успел в самый последний момент и остановился в нерешительности за шеренгой спин. То, что он задумал, казалось идиотизмом — как и все задуманное в последнюю минуту перед осуществлением, когда еще не пройдена, как говорят пилоты, «точка возврата». По большому счету, Лучников заработал то, что ему собирались выдать. И месяц назад Арт с удовольствием возглавил бы строй и скомандовал «Батальон, кру-гом!». Но то было месяц назад…
Он осматривался, переводя дыхание. «Боинг» подруливал к трапу, никто особенно не обращал внимания на Артема — мундир среди мундиров, лист в лесу. Журналисты выцеливали объективами дверь самолета. Военный оркестр замер в ожидании. Арт разглядел рядом с тамбурмажором человека в штатском, который тоже разглядывал «Боинг» в театральный бинокль. Значит, как только появятся ИОСовцы, этот тип даст сигнал, грохнут барабаны и геройские защитники Крыма повернутся спинами к тем, кто будет выходить из самолета, и те пойдут сквозь строй спин под отрывистые, как удары шпицрутенов, короткие дроби. Drumming-out, процедура позорного увольнения из армии, в свое время перенятая у американцев. Один раз Верещагин принимал в ней участие — еще когда был подпоручиком, и потом три дня ходил как пришибленный — ему снилась эта дробь, жаркое марево лагеря Чуфут-Кале, и слезы в глазах солдата, которого вели вдоль шеренги спин — тридцатипятилетний мужик, ветеран турецкой кампании, в пьяной драке убивший гражданского, плакал, как ребенок… Лучников, пожалуй, не заплачет. Ему и смысл всего этого не будет понятен до конца — это понятно только военному, а особенно — отвоевавшему военному — только что эти люди были твоей семьей, готовые умереть или победить вместе с тобой, вы так много разделили, и вдруг, в одночасье — ты для них никто, пустое место, они тебя не знают и видеть не хотят. Если тебя приговорили к расстрелу — тебе могут посочувствовать, угостить сигаретой, передать последнее письмо и молиться, чтобы именно в их винтовке был холостой патрон. Но если ты приговорен к «выбарабаниванию» — сочувствия не жди. К «выбарабаниванию» приговаривают редко, но за такие проступки, которые и должны караться несмываемым позором.
Появление Лучникова он прозевал. Именно потому, что не сразу узнал в сутулом обтрепанном мужике того усатого Мальборо-мэна, который за последний год примелькался всему Крыму. Почему грохочут барабаны, неужели тип в штатском ошибся… Но человек, что шел по ковровой дорожке мимо «парадного» казачьего батальона, остановился, увидев вокруг себя спины, и растерянно оглянулся. И тут Верещагин его узнал. Узнал и понял: так нельзя. Может быть, ТОТ Лучников и должен был получить свое, но ЭТОТ все уже получил.
Артем, движимый скорее наитием, чем рассудком, шагнул вперед, оттирая плечом Шмидта, сделал еще два шага — чтобы его видели все, вдохнул поглубже и заорал:
— Батальон, смирно! Равнение налево! Барлоу, я вам пока еще командир! Ни один не повернется, ясно?
Несколько человек в строю дернулись было, но, глядя на товарищей, вытянулись во фрунт.
Обалдевшие журналисты притихли. Это что еще за нарушение протокола?
— Слушаюсь, сэр! — радостно откликнулся поручик.
— По-о-олк, смир-ррна! — так же весело гаркнул рыжий невысокий, явно англо-крымского происхождения офицер в «правом» строю.
Барабаны подавились тишиной, никто не понимал, что происходит — ясно было только, что церемония пошла наперекосяк.
Лучников все не трогался с места.Те, кто спускался по трапу за ним, столпились на ступенях, не решаясь идти вперед. Верещагин чувствовал, как вектора внимания смещаются в его сторону. Это было невыносимо. Он не собирался опять становиться всеобщим позорищем — ну, почему я это делаю, я же тебя ненавижу! Ты же мне всю жизнь перепоганил!
Наконец, тишина прорвалась, как ветхая запруда — оркестр грянул «Прощание славянки». Это было так неожиданно и нелепо, что Арт не выдержал — расхохотался. При мысли о том, как он выглядит со стороны, полоснул ужас — но остановиться он уже не мог. Кусая расползающиеся в улыбке губы, резко развернулся на каблуках и бросился прочь, за спины секьюрити, сдерживавших толпу, к группе главштабовских автомобилей навстречу перепуганному поручику Гусарову и разъяренному адъютанту Адамса. Каким-то образом десятка полтора журналистов прорвали строй секьюрити и бросились за ним:
— Полковник, зачем вы сорвали церемонию? Вы изменили свое мнение относительно Идеи Общей Судьбы? Чем вызван ваш смех? Это правда, что вам грозит трибунал? Что вызвало ваше возмущение? Зачем вы…? Как вы…? Откуда вы…?
Перед толпой журналистов затормозил длинный черный «руссо-балт», Артем, не раздумывая, нырнул в открывшуюся дверцу и отгородился от мира тонированным стеклом.

* * *
Генерал Павлович был краснее и злее перца-чилли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238