Яблони, между которыми бродил секретарь, отбрасывали на землю контрастные тени, сплетавшиеся в причудливый узор. Густая трава между деревьями была еще мокрая.
Сделав полукруг по усадьбе и вернувшись к крыльцу, Михаил Михайлович посмотрел на часы. Нет, просто так убивать время в ожидании предстоявшего ему разговора было невозможно. Пожалуй, он успеет еще заглянуть кое-куда. Он вернулся обратно в спальню, снова взялся за телефон, набрал номер.
- Приветствую, - негромко сказал он в трубку. - Это я. Сможешь подойти?.. Минут через двадцать... Ну, договорились.
Окончив столь непродолжительный разговор, Михаил Михайлович достал из гардероба светлый летний пиджак, одел его, мельком взглянул на себя в зеркале и снова вышел на улицу.
Возле крыльца он посучил ногами в мокрой траве, таким образом начистив изрядно поношенные ботинки, и пошел по кирпичной дорожке к воротам. Позади обильных зарослей малинника, он, как и ожидал, увидел на огороде жену. В сапогах и брезентовых шароварах согнувшись посреди грядки, Марфа Петровна пропалывала что-то растущее на ней. Оставшись незамеченным ею, Михаил Михайлович минуту наблюдал за ней.
Она была одного с ним возраста, но по-прежнему без преувеличения могла быть названа красивой женщиной. С возрастом черты ее приобрели даже какую-то особую мягкость. Годы не стерли ни миловидной улыбки, рождавшей ямочки на ее щеках, ни нежной хитринки в уголках коричневых глаз, светившихся и теперь иногда совершенно также, как без малого пятнадцать лет назад, когда в пустой институтской аудитории после занятий для самого себя почти неожиданно сделал он ей предложение.
Она приехала на рабфак из деревни, и сквозь все перемены в их жизни пронесла врожденную неодолимую тягу к земле, к копанию в ней, в чем не было сейчас совершенно уж никакой нужды.
Ступая по стриженному газону, Михаил Михайлович подошел к ней. Разогнувшись навстречу ему, Марфа Петровна утерла лоб рукою выше перчатки.
- Я, Марфуша, пойду прогуляюсь часок-другой, - сказал он ей.
- Лужи кругом, - заботливо предупредила она его. Аккуратнее, ноги не промочи.
Он кивнул и направился к воротам, а Марфа Петровна снова склонилась над грядкой.
Выйдя за ворота, он сообразил, что не меньше десяти минут у него еще есть в запасе, поэтому пошел не спеша, руки заложив за спину.
При его приближении открылась дверь в небольшой сторожке, помещавшейся у поворота грунтовой дороги возле шлагбаума - на углу зеленого забора, огораживающего особый квартал. В двери появился рослый молодой милиционер и, вытянувшись, отдал секретарю честь.
Метров триста дорога шла среди пустыря, потом вывела его на улицу, неизвестно из какого века сохранившую странное название - Крамольная. Как и на других окраинных зольских улицах по обеим сторонам ее стояли деревянные более или менее ветхие избы, между избами чернели вскопанной землей огороды. Но что-то трудно уловимое для случайного взгляда отличало эту улицу от прочих. Приглядевшись внимательнее, можно было сообразить - ни перед домами, ни на огородах не росло на ней ни кустов, ни единого деревца - от этого казалась она будто голой. Чисто символическими были и заборы, выходящие на проезжую часть ее. Все это вызвано было требованиями безопасности, введенными Степаном Ибрагимовичем из-за того, что улица эта была единственной проезжей дорогой к особому их кварталу.
Дойдя по Крамольной до конца, Михаил Михайлович свернул налево - на улицу Большевистскую, где встречались уже каменные дома и праздные горожане. Вскоре она вывела его к чугунной ограде аллеи Героев Революции. Вообще-то, Баев был резко против того, чтобы первые лица района появлялись в людных частях Зольска вот так запросто - пешком, он настаивал на том, чтобы любые перемещения по городу осуществлялись ими только в автомобиле. Поэтому каждый раз во время подобной прогулки, Михаил Михайлович опасался встретить на улице милиционера, иначе о ней немедленно становилось известно Степану Ибрагимовичу, и следовало очередное - более или менее хамское внушение. Чтобы избежать его, Свисту приходилось передвигаться по Зольску подобно жулику - воровато озираясь вокруг, но отказаться от этой последней, как казалось ему, степени свободы своей в пользу ненасытной системы он решительно не хотел.
Вроде бы никого в милицейской форме не было теперь в аллее. Михаил Михайлович, потупясь, быстрым шагом пересек ее и скрылся в арке одного из двухэтажных домов на противоположной стороне. Он вошел в ближайший к арке подъезд, поднялся на второй этаж и отпер ключом дверь единственной на этаже квартиры. Запершись изнутри, он снял и повесил на вешалку пиджак, заглянув в зеркало, ладонями пригладил волосы, и вошел в гостиную.
Это была трехкомнатная спецквартира, полагавшаяся ему как партийному руководителю для личных целей. Она досталась ему со всею зажиточной обстановкой сразу по прибытию его в Зольск. По некоторым признакам было видно, что незадолго до прибытия его она была жилая, но кому принадлежала она до него, он не знал.
В квартире этой имелись гостиная, спальня и кабинет. Пройдя гостиную насквозь, Михаил Михайлович открыл дверь в спальню. Он почему-то уверен был, что он еще один в квартире, но оказалось, что это не так. На кровати в спальне сидела, руки по-школьничьи сложив на коленках, молодая светловолосая девушка, встретившая его робким взглядом снизу вверх.
- Здравствуйте, Михал Михалыч, - сказала она ему.
- Здравствуй, милая, - улыбнулся он, присел с ней рядом, обнял за плечи и поцеловал в щечку. - Быстро ты сегодня.
- Семена дома нет, - не глядя на него, сказала девушка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168