Аркадий Исаевич помолчал минуту.
- Ну, что хорошего видели вы на этом дне рождения? спросил он затем.
Он нередко заходил к ней так вот по вечерам, чтобы посидеть полчасика, поговорить о разном. Чаще всего, замечала Вера Андреевна - это случалось, если за окном шел дождь или снег. Должно быть, он чувствовал себя одиноким в такие вечера, должно быть, одолевали его какие-нибудь ненастные мысли, и он все ходил по своей комнате от окна к двери. Ей слышно было его шаги, и она наверняка уже знала, что через сколько-то времени он постучится к ней. И когда действительно он стучался и заходил, то сначала никак нельзя было поймать его взгляд. И начинал он разговор почти всегда одинаково:
- Ну, что хорошего приключилось с вами за день?
Или:
- Ну, что хорошего видели сегодня в Зольске?
Слабый свет фонаря за окном освещал теперь половину его лица, от этого казалось оно совсем старым.
- Хорошего было мало, - сказала Вера Андреевна. Фейерверк, впрочем, был хороший.
- Неужели фейерверк? - удивился Аркадий Исаевич.
- Да, там был фейерверк, и даже цыгане.
- На широкую ногу справляли. Ну, что же, человек заслуженный, может себе позволить.
- И еще хороший был скандал, - добавила она, вздохнув. Появилась мама одного из гостей и объявила все собрание шабашом сатаны. Она немного не в себе. Вы, конечно, не одобряете, что я пошла на этот день рождения?
- Неужели? - оживился Эйслер. - Что, прямо так и объявила? Это великолепно! А что же они? А как она прошла? Там разве не было охраны? Вы обязательно познакомьте меня с этой женщиной. Впрочем, завтра же ее, конечно, уберут, - он ненадолго задумался, покачал головой. - Нет, Вера, я не не одобряю вас отнюдь. Я думаю, я и сам бы пошел туда на вашем месте - если бы пригласили меня... в качестве гостя.
- А что, вас пригласили туда в каком-то ином качестве?
Он не ответил.
На секунду приподняв голову, Вера Андреевна сразу почувствовала, как острый буравчик входит в левый висок ее.
Эйслер, конечно, умышленно сделал это замечание мимоходом о Зинаиде Олеговне - с расчетом, чтобы нужно было возражать ему: мол, почему же непременно уберут ее завтра - и разговор немедленно перешел бы к этой теме. Почти всегда, когда приходит он поговорить с ней под вечер, в голове у него именно эта тема, к которой рано или поздно и сводится все. Но ей совсем не хотелось сейчас этой темы. Ей хотелось спать. И будто невзначай сделанное замечание Эйслера нисколько не раздразнило ее. Она решила ничего не возражать ему. И минуту они молчали.
- Меня пригласили туда в качестве тапера, - сказал вдруг Аркадий Исаевич. - Я должен был прийти туда к десяти часам, играть до одиннадцати и сразу удалиться. Оплата очень неплохая - барская оплата.
- Вы что, серьезно? - поразилась Вера Андреевна.
- Ну, для чего же мне вас разыгрывать?
- И Баев сам вам это предложил?
- Ну, нет, не сам, врать не стану - не удостоен был чести. Когда последний раз ходил к ним отмечаться, уполномоченный передал. Нахальный такой мальчишка - надутый, как пузырь, собственной значимостью. Сначала вручил мне деньги, потом дождался моего вопроса и потом уже сообщил - мол, "предлагается явиться".
- И вы?
- А что мне было делать? Оставил ему деньги и ушел.
- Знаете, - сказала Вера Андреевна, подумав, - возможно, что все это помимо Баева было предпринято. Мне кажется, он не стал бы так грубо и так, очевидно, глупо, это обставлять. Скорее всего, это кто-нибудь из приближенных хотел ему преподнести сюрприз. Какой-нибудь Мумриков. Там есть у них такой Мумриков - вот этот уж точно - надутый, как пузырь.
Эйслер невесело усмехнулся и покачал головой.
- Не так уж это было и глупо, Верочка, - сказал он. - В грубости, к вашему сведенью, заключена огромная психологическая сила - особенно, когда исходит она от имеющих власть. Всякий на моем месте безусловно должен был принять приглашение. И, в сущности, я напрасно его не принял. Какая разница - Баев или не Баев. Они теперь убьют меня, а это обидно из-за такой ерунды... Вот видите, они заставили меня нервничать - разве это не психология?
- Господи, - сказала Вера Андреевна. - Почему вы так это говорите всегда - "убьют", "они"? Ну, с какой стати могут "они" вас "убить"?
- Верочка, Верочка, - вздохнул Аркадий Исаевич. - Знаете, иногда мне кажется, что, приволоки я однажды от них сюда чей-нибудь труп, вы стали бы говорить: ну почему же это непременно труп; да, может, он просто уснул. Не обижайтесь. Но неужели вы не видите, что происходит вокруг? Когда я жил еще там, в Твери, я, признаться, думал сперва, что это из-за меня, из-за того, что ходили ко мне. Я думал - они боятся сборищ, или моего влияния, или просто слова "стоверстник". Я мучился совестью, я хотел понять, хотел, чтобы мне объяснили. Когда они предложили мне убраться; вы понимаете - не пристрелили, не арестовали - предложили убраться - я сказал им тогда: я не уеду, пока вы не ответите мне - это из-за меня? Тот лейтенант, Вера, он посмотрел на меня, как на ненормального. Он усмехнулся и пальцем постучал о висок. Он так посмотрел на меня, что я и вправду почувствовал себя дураком. Кто я такой, Вера, ну, кто я такой? Член политбюро? Народный комиссар? Стоверстников в Калинине тысячи, знакомых у них десятки тысяч. И не пристрелили меня тогда на Лубянке только потому, что кое-кому на Западе известна моя фамилия. Но что же тогда? А тогда выходит, они берут нормальный среднестатистический процент. Если в Калинине у меня была сотня знакомых, а взяли четверых, то это четыре процента. Четыре процента в год. Здесь за полтора года сколько уже? Я считал - Гвоздев в феврале был пятым. Допустим ту же сотню, которой, по правде, и нету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168