Он знал - этот первый миг после сна иногда больше может сказать о человеке, чем годы разговоров. Она проснулась, увидела его и улыбнулась ему, как ребенок - чуть робко, чуть стыдливо, удивленно чуть-чуть. И он поцеловал ее улыбку кончиками губ коснулся ее, кончиками губ обошел вокруг, страшась уколоть ее щетиной. Тогда глаза ее снова закрылись, губы потянулись навстречу ему. Он целовал и целовал ее, поднимался по щеке к глазам, вдоль носа скользил обратно к губам - до тех пор пока вдруг порывисто не обняла она его и, прижавшись к нему, тихо и радостно засмеялась у него на плече.
- Любимый мой, - прошептала она ему. - Любимый.
И еще долго они лежали, обнимая и лаская друг друга, о чем-то шептались невпопад. И это было счастье. Счастье - это когда ничего в жизни не нужно более того, что есть вот теперь. А ему ничего уже не было нужно, кроме нее. И лишь одна какая-то горькая капля - полумысль-получувство, пока не дававшаяся ему в словах, была в этом счастье.
Они лежали долго. Им не хотелось вовсе и незачем было вставать. По коридору за дверью несколько раз слышны были им шаги, голоса, дважды хлопала входная дверь.
- Это Шурик в школу пошел, - шептала она ему. - А это Борисовы с Леночкой - они на работу, она в детский сад.
Незаметно пролетел, может быть, еще час, когда вдруг в дверь постучали.
- Вера, - произнес в коридоре беспокойный голос. - Вы, по-моему, опаздываете на работу.
- Да, да, Аркадий Исаевич, - ответила она. - Спасибо.
- Я пойду, ладно? - прошептала она ему, - а ты оставайся. Пожалуйста, оставайся и никуда не ходи. Я вернусь обедать с тобой. Борисовы до вечера будут на работе, а Аркадию Исаевичу я все расскажу. Вечером, когда стемнеет, мы уедем. Последний поезд на Москву в одиннадцать, да? Я зайду еще в отдел культуры - попробую уволиться. Только вряд ли они отпустят - мне еще три месяца осталось, чтобы отработать распределение. Евгений Иванович точно не отпустил бы. Но все-таки попробую - хуже ведь не будет, правда? Если не отпустят, уедем так - мне все равно.
- Я тоже должен уйти, - сказал он. - Мне нужно увидеться с Игорем. Я встречу его после занятий. Я должен поговорить с ним.
В глазах ее появилась тревога.
- А если ты попадешься им? Они ведь могут подстеречь тебя.
Он улыбнулся и покачал головой. Она, задумавшись, приподнялась, присела, облокотясь о подушку, молчала какое-то время, беспокойно покусывая нижнюю губу. Он видел, как не хотелось ей отпускать его никуда, и как понимала она в то же время, что действительно нужно ему поговорить с Игорем. Наконец, она вздохнула и снова обняла его.
- Милый, милый, пожалуйста, будь осторожен.
- Мне лучше, наверное, сюда уже не возвращаться, - сказал он. - Давай встретимся с тобой прямо на вокзале, хорошо? В половину одиннадцатого. Я буду ждать тебя.
- И что, мы целый день не увидимся? Ты не зайдешь ко мне в библиотеку?
- Хорошо, я попробую, - кивнул он. - Только на Советской всегда много милиции.
- Нет, нет, не надо, не заходи! - испуганно замотала она головой. - Конечно, давай встретимся на вокзале. Только и на вокзале ведь много милиции.
- А мы зайдем на перрон сбоку - от переезда. Ты сходишь, купишь билеты. А я буду ждать тебя. Лучше тогда и встретимся у переезда, хорошо?
- Да, милый. Я приду. Будь осторожен. Пожалуйста.
Она взяла его голову ладонями, смотрела в глаза ему. Никто никогда не смотрел на него так.
- Мне пора, - сказала она, наконец.
Он обнял ее еще ненадолго, гладил ее волосы на затылке. Ему тоже не хотелось никуда отпускать ее.
Потом она опустила ноги с кровати. Ей надо было одеться, и ему показалось, она еще немного стесняется его. Он накрыл лицо одеялом. Но она засмеялась и нырнула к нему под одеяло головой, легла ему на грудь, шаля, легонько укусила его за подбородок, откинула одеяло в сторону.
- Ты что? - сказала она ему. - Ты же мой муж - ты можешь смотреть. Ты ведь мой муж, да?
- Да, - сказал он.
Тогда она вздохнула, легла ему на грудь щекой, слушала - и он сам слышал - как бьется его сердце.
- А Павел Кузьмич все-таки был не прав, - сказала она вдруг.
И он отлично понял, почему она сказала это теперь.
- А кто это говорил тебе, - спросила она еще через минуту, - что все окажется поправимым?
- Его зовут Глеб. Это мой друг, лучший друг с детства. Он приехал к нам из Вислогуз, спасаясь от ареста, и Надя написала на него донос. Его взяли вчера утром, этапируют теперь в Ростов.
Она подняла голову, с ужасом посмотрел на него.
- Бедный мой, бедный, - прошептала она, провела ладонью по его щеке. - И ты хотел пойти вместо нее?
- Я хуже ее, - сказал он. - Она не так уж виновата. Она боялась за меня, за Игоря. Я в сотню раз хуже ее. Я не знаю, как ты могла полюбить меня.
- Молчи, - прижала она палец к его губам. - Все окажется поправимым - это правда. А я знаю тебя лучше, чем ты сам.
Она опять опустила голову ему на грудь, гладила его по груди ладонью, слегка касалась губами, глядя куда-то далеко.
- Ты знаешь, - сказала она через несколько времени, - мне немного грустно сейчас оттого, что мы встретились с тобой так поздно. Я бы хотела прожить с тобой всю жизнь, каждый твой день - видеть тебя ребенком, мальчиком, подростком, любить всех тех же, кого любил ты, дружить с твоими друзьями. Я хотела бы быть твоей сестрой, потом женой - первой женой и единственной. И, мне кажется, так и будет когда-нибудь, понимаешь? А ты хотел бы этого?
- Да.
Она полежала с ним еще минуту - последнюю минуту. Потом, вздохнув, встала, начала одеваться. Одевшись, села ненадолго перед зеркалом у окна, расчесала волосы. Потом подошла к двери.
- Подожди немного, не выходи пока, ладно, - улыбнулась она ему, отпирая замок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168