" Ругался с ней страшно, до драки. Тогда и папе ее под горячую руку перепало... Короче, приехал я сюда уже холостяком. Но и Нюське судьба куском масла не обломилась. Года не прошло, как и ее, и папочку замели. Хищение в особо крупных размерах, знаменитое было "мануфактурное дело". Человек двадцать тогда расстреляли, Пинчуку тоже "вышку" шили, но проскочил мимо, десять лет дали. Нюська только недавно впряглась в их махинации, сбывала через свой отдел неучтенную мануфактуру, получила пятерку. И все с конфискацией, так что бриллиантики их уплыли. Василий Яковлевич из зоны так и не вышел, стар уже был, а Нюська после отсидки спилась, так и не знаю, где сгинула...
Князев замолк, крупные капли пота выступили на лбу, дышал он тяжело, с видимым усилием.
-- Больно? -- тихо спросил Силин.
-- Да, припирает. Погоди, не зови, -- остановил майор поднявшегося было со стула Михаила. -- Потерплю еще немного. На фронте два раза зацепило, в Карпатах очень сильно. Ничего, терпел без всякого наркоза. Сердце у меня железное, другой бы давно загнулся, а я все живу. Скоро дружков своих повидаю, Уткина и Рябова. Посмотрим, как там у чертей... банька...
Майор попытался улыбнуться, но гримаса боли скривила его лицо. Силин повернулся было к двери, но Изольда уже входила в кабинет со шприцем в руках.
-- Куда колоть будем? -- спросила она, оттирая Михаила от кровати и неодобрительно косясь на него своими черными глазами.
-- В плечо коли, на заднице уже места живого нет, -- велел майор, со стоном переворачиваясь на бок.
-- Ну, я пойду? -- спросил Силин.
-- Изя, отдай ему этот каталог, на память, -- велел Князев жене. Та не очень охотно, но выполнила волю мужа.
-- Миша! -- остановил Силина уже на пороге возглас майора. -- Ты знаешь, я за эти полгода совсем по-другому на жизнь смотреть начал. Монеты -- это еще не вся жизнь. С собой их в могилу не возьмешь. Все мне кажется, что я самое главное в жизни упустил, только вот не пойму что.
Князев умолк, потом устало усмехнулся:
-- Может, саму жизнь. 14. ПЕРВЫЕ НЕПРИЯТНОСТИ.
Пока Силин мирно дремал на своем спартанском ложе, вокруг него медленно, но неуклонно начали сгущаться тучи.
В то утро у Валерия Николаевича Киреева, второго человека в охране Балашовых, было огромное желание остаться дома и никуда не ездить, благо хозяева по-прежнему гостили в Швейцарии, и он мог себе это позволить. Причина подобного нежелания трудиться имелась вполне уважительная -похмелье. С подобным диагнозом с утра на работу ковыляет полстраны, но похмельный синдром Киреева был особого рода. Голова у него как раз работала нормально, но вот печень...
Желтухой он переболел еше в конце семидесятых, в своей первой командировке в Афганистан, тогда еще мирную, благожелательную к "шурави" страну. Молодого работника службы внешней разведки, трудившегося под прикрытием дипломатического паспорта, вернули в Союз за год до рокового декабря семьдесят девятого. Затем в его послужном списке значились Дания, Бельгия. Но дольше всего Киреев задержался в Англии, на целых восемь лет. По долгу службы ему часто приходилось посещать приемы, презентации, выставки. Все эти мероприятия не обходились без дармовой выпивки. Порой, дабы разговорить нужного человека, приходилось накачивать его спиртным под самую завязку, ни в чем при этом не отставая от "объекта обработки". Уже в Англии боли в правом боку приобрели стойкий и мучительный характер. Посольский врач быстро поставил точный диагноз -- холецистит.
-- Никакой выпивки, жирного, острого, соленого, жареного, маринованного, шоколадного и поменьше кофе, иначе...
-- Что иначе? -- спросил Киреев, с ужасом пытаясь совместить намечавшуюся диету с характером работы и образом жизни.
-- Иначе все это может перерасти в цирроз печени.
Непосредственный начальник Киреева, резидент СВР, узнав о его визите к врачу, только расхохотался:
-- Валера, у нас тут у всех один диагноз! Девяносто процентов разведчиков умирают не от инфаркта или инсульта, а от цирроза. Так что терпи.
И Киреев терпел. По утрам он глотал сверхмодные таблетки, просто гарантирующие, по словам рекламы, вторую молодость природному фильтру организма, а вечером снова разрушал его алкоголем. Хуже всего было то, что он сам пристрастился к ежедневной выпивке и уже не мог уснуть, не приняв доброй порции шотландского скотча. Это было довольно дорого, большинство посольских хлестало родную, дешевую водку, но Киреев любил жить на широкую ногу, находя удовольствие и в собственных слабостях.
Удовольствия кончились в начале девяностых. Очередной дипломатический скандал между Соединенным Королевством и тогда еще существующим СССР кончился вничью, семь -- семь. Именно по столько дипразведчиков уехали домой с обеих сторон. Для Киреева это оказалось настоящей катастрофой. Он слишком долго работал на Западе, врос в комфортную жизнь, и талонная нищета России просто потрясла его. Все обрушилось как-то сразу: распад Союза, смерть жены в банальнейшей автокатастрофе -- пьяный водила на "КамАЗе", выехав на встречную полосу, сплющил импортный "форд" как консервную банку. Детей у них не было, и Валерий Николаевич ушел в столь "крутое пике", что вынырнул из него у самой земли в прямом и переносном смысле, уже экс-разведчиком и кандидатом в крематорий. Больная печень сыграла при этом не последнюю роль, организм просто перестал принимать алкоголь.
Надо было как-то жить, на что-то существовать. Надев свой последний, пошитый по фигуре костюм, Киреев отправился искать работу. Как оказалось, вместе с основной профессией он приобрел множество побочных. Безупречное знание трех языков, изысканные манеры, умение произвести впечатление и легко поддержать любой разговор очень ценились в кругах нарождающейся российской буржуазии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139