хмурится Пеночкин.
Парень, повеселев, убегает. Видно, у него на эту ночь были совсем другие планы.
– А где его напарник? – недоумеваю я.
– Ты за него, – бурчит Петя. – Значит, еще раньше отпросился. Все равно ВЦ недогружен.
Ладно. Не будем отвлекаться на мелочи.
– Ну, и?.. – сердито задирает белесые брови Пеночкин. – Чего ради я должен не спать еще одну ночь?
– Не все сразу, – успокаиваю я его. – Давай вначале кофейку соорудим, взбодримся, а потом уже...
– Я не хочу, – невежливо перебивает меня Петя.
– Ну, тогда я один. Где у тебя кипятильничек?
Потоптавшись, Петя выдает мне кофейные причиндалы и – верх гостеприимства! – приносит банку с водой.
– Так что все-таки тебе нужно от меня?
– У меня остались ровно сутки, – говорю я, не глядя на Петю. Тут важно не перепутать последовательность: вначале залить воду, а потом уже включить кипятильничек в сеть. – За это время память «Эллипса» должна быть очищена от всей паразитной информации, которую натащила в нее твоя программа-вирус. В противном случае ты пойдешь под суд. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.
– А именно? – ничуть не пугается Пеночкин, поудобнее устраиваясь на стуле. На разделяющем нас столе – две стопки папок, большая кружка с греющейся водой и две кофейные чашечки. Ни салфетки, ни даже сахара.
Я пожимаю плечами.
– Роберта Морриса, заразившего в восемьдесят восьмом году шесть тысяч машин сети «Интернет», приговорили к штрафу в четверть миллиона долларов и добавили два года тюрьмы на размышление. Чем тебя порадуют наши законники, я точно не знаю. Думаю, чем-то подобным. Только штраф будет в рублях.
– О, это существенно меняет дело. Где бы я доллары взял?
– А где ты возьмешь рубли?
– Там же, где и доллары, – дважды подмигивает Петя. – С чего ты взял, что в полночь начнется сбой? Я же выправил дефект.
– Ты лжешь, – говорю я, глядя прямо в маленькие бессовестные глазки, прячущиеся за линзами очков. Пеночкин подмигивает мне три раза подряд и молчит. Ну, что же, я дам ему еще один шанс. Последний.
– Время от времени работу «Эллипса» блокирует гигантский компьютерный вирус совершенно нового класса. По всей видимости, он получит название «дракон», а может быть, «ведьма». То, что сейчас он прячется в своем логове, не делает его безопасным. Скорее наоборот.
– По-моему, это у тебя от хронического недосыпания. Мрачные фантазии на профессиональную тему, постепенно переходящие в параноидальный бред, – нагло ухмыляется Пеночкин.
– Ну, хватит! – хлопаю я ладонью по лежащей сверху синей папке и вздымаю крохотное облачко пыли. – Или ты мне сейчас все расскажешь, как на духу, или...
Вскипевшая вода начинает выбрызгиваться из кружки, и я выключаю кипятильник.
– Или. У тебя нет никаких доказательств, что это сделал именно я. Если, конечно, в системе вообще что-то есть, кроме еще невыявленной ошибки в протоколах, – тут же забирает он назад свое полупризнание. – Я, пожалуй, тоже отопью кофейку. Наливай.
– Хорошо. Тогда расскажу я. Но учти, после того, как я изложу свою легенду, вирус будет уничтожен. Даже если моя версия ошибочна.
Я высыпаю в каждую чашку по пакетику аэрофлотовского кофе и разливаю кипяток.
– Никак не пойму, о каком вирусе ты говоришь, – кротким голосом говорит Петя. – «Эллипс» исправно обсчитывает все задачи, ни одной жалобы со стороны заказчиков не поступало...
Поздно. Примирения не будет. Что я ему, мальчик, которого можно безнаказанно водить за нос?
– О вирусе по имени «Элли». Или, по-другому, о вирусе сознания.
Пеночкин, наконец-то, бледнеет. И даже поспешно ставит на стол чашку, чтобы не расплескать кофе.
– Ты, я вижу, не терял даром времени, – кисло усмехается он. – Где же, интересно, ты раскопал мои старые статьи? Тот ведомственный журнальчик давно закрыт, да и тираж у него был мизерный.
Сказать, не сказать? А, теперь уже все равно.
– Истинные отношения между талантами и поклонниками таковы: вторые всеми доступными им способами губят первых.
Пеночкин дважды подмигивает, соображая.
– А, Лариса Артемьевна...
– Продолжим. Эти статьи написаны пять-шесть лет назад. И все последующие годы ты уточнял концепцию, прорабатывал ее в деталях и искал пути экспериментальной проверки. Так?
Пеночкин молча пьет кофе.
– Поэтому не сделал карьеры, не посадил дерева, не родил сына и даже не женился...
– Отчего же? Четыре года назад. Но быстро развелся. И квартира у меня есть, как ты сам видел. Все же остальное – карьера, дерево... Я мечтал о лесе, понимаешь? Потому что лес – моя колыбель, и могила – лес.
– Потому что ты стоишь на земле лишь одной ногой, – перефразирую я следующую строчку стихотворения. – Это позволительно женщине, поэту, пожалуй, даже неизбежно для женщины-поэта, но мужчине совершенно не простительно. Впрочем, не будем отвлекаться. В конце концов, безуспешно потыкавшись в двери ученых-бюрократов, от которых зависело проведение весьма дорогостоящего эксперимента, и сменив пять или шесть мест работы...
– Семь на сегодняшний день.
– Ты вдруг пронюхал, что местный «Эллипс» лопнул, как проржавевший обруч, и, рванул с низкого старта, предложил свои услуги системного программиста.
– Не совсем так. Разрыв «кольца» – счастливая случайность. Первоначально я планировал убирать лишнюю связь программным путем. Соответствующий пакет был у меня почти готов.
– Ага. Не было бы счастья, да несчастье помогло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35