Там еще картинки были... не совсем приличные. Вы не могли бы и мне их показать?
Алик хмурит лоб, припоминая. Взгляд его плавно меняется: от озабоченного до оловянного.
– Я что-то не понимаю, о чем вы. Мы действительно врезались в каналы обмена, пытались подсмотреть, что за информация гуляет в них на сквознячке. Но ничего толкового так и не углядели. По часовой стрелке шастают какие-то массивы чисел, совершенно неидентифицируемые. Против часовой – практически то же самое. Правда, их мне удалось дешифровать как фрагменты изображений, тоже довольно бессмысленных. Видели, как вращаются ленточные накопители? Прямо-таки судорожно. Вот с них и прет что попало.
М-да... Не хотелось, а придется.
– Вы мне все-таки покажите... – говорю я с придыханием. Глаза мои начинают лихорадочно блестеть. – Ну, те, где женщины... в натуральном виде...
Алик смотрит на меня брезгливо, как будто я только что высморкался без помощи носового платка.
– Да не было там никаких голых баб. Это мы так, Кольку подразнить. Он к этому делу сильно неравнодушен был. Ну, мы и схохмили. У Василия Федоровича жена в медицинском преподает. Он и притащил учебный видеофильм для акушеров-гинекологов. Мы «дживисяк» замаскировали, выход его на цветной монитор запустили. Есть тут у нас один такой, в телевизионном стандарте работает. А сами, конечно, за Колькой наблюдали. Он только минут через пять понял, что к чему. Две недели потом со мной не разговаривал. И до сих пор ходит, как в воду опущенный. Его уж и подначивать перестали, но все равно... О порнушках теперь и слышать не хочет. Очень этот фильм на него подействовал...
Алик грустно качает головой.
– В общем, переборщили мы малость. Сколько он раньше похабных анекдотов рассказывал, а теперь ни гу-гу. Говорят, о смысле жизни начал задумываться... Кто ж знал, что он так близко к сердцу примет?
Белобрысый так усиленно переживает случившееся, что я начинаю сомневаться в его искренности. Пока я раздумываю, в какую сторону двигать разговор дальше, мой собеседник, снова сделав глаза оловянными, вдруг добавляет:
– Но если вы очень интересуетесь, я могу еще раз Василия Федоровича попросить.
Что, получил? И поделом! Не расслабляйся!
– Вы неправильно меня поняли, – говорю я сухо. – Мне нужно посмотреть те фрагменты изображений, которые вы наблюдали. Пусть даже и бессмысленные. Можете их показать?
Алик, пожав плечами, встает со своего скрипучего стула.
– Могу, конечно. Если терминал не отсоединили. Только вряд ли даже вы в них что поймете, – вежливо говорит он, подчеркивая слово «вы» столь жирной чертой, что вся фраза меняет тон на противоположный. Ах ты, мальчишка! Пользуешься моей зависимостью от тебя...
Мы идем в дисплейный класс. Два ряда одинаковых столиков с разнокалиберными мониторами, мертвенный свет ламп дневного света... Алик включает самый дальний от двери терминал, молча ждет, пока он прогреется. Наконец, быстро пробегает пальцами по клавиатуре. Настолько быстро, что я не успеваю запомнить последовательность. На дисплее высвечиваются голубым строки: «Программа „Глазок“. Алик нажимает клавишу „ввод“, и...
Таких картинок, по-моему, даже Кандинский не рисовал. Унылая косая сетка с разноцветными параллелограммчиками, живущими загадочной, не поддающейся логическому описанию жизнью. Какие-то странные волны, беспорядочные мерцания, потом вдруг – мгновенно повсеместное исчезновение одних оттенков и появление других, из противоположного конца цветовой гаммы...
Алик задумчиво смотрит на экран, потом выводит на него текст программы, вводит в нее прямо с клавиатуры какие-то поправки, и мы снова пытаемся уловить скрытый порядок в хаосе цветовых пятен...
– Черт... Что-то изменилось... Программа перестала работать. А почему, не пойму...
Ой ли? А может быть, тебе просто не хочется, чтобы
она работала? Этого ведь так просто добиться... Одно неверное нажатие клавиши – и вот уже вместо красивых женщин они же, но в стиле «авангард».
– Мы когда сделали врезку, распечатали фрагмент массива, шпарившего по каналу обмена. Получили набор цифр. Долго смотрели на них, как на новые ворота, а потом я подметил, что одно и то же число повторяется со строгой периодичностью, ложится в распечатке на одну косую линию. Ну, мы предположили, что это что-то вроде строчного импульса, и попробовали построить кадры стандартного размера. Получались какие-то изображения. А теперь вот, сами видите, не поймешь что прет...
– А что именно отображалось?
– Ну, домики там... Какое-то подобие города, силуэты людей... Похоже на детские рисунки. Или на картины художников-примитивистов. Хотя нет, у них все-таки полотна посложнее бывают...
– Вы не могли бы припомнить, когда последний раз рассматривали картинки?
– Да уж месяц тому... Если не полтора.
– А сделанные тогда распечатки... не сохранились? Мне бы очень, очень хотелось на них взглянуть!
– Вряд ли. Думаю, Василий Федорович давно уже сдал их в макулатуру. Он у нас детективы собирает, вчера как раз новеньким хвастался.
Кажется, моя назойливость начинает ему надоедать. И все же...
– У меня к вам большая просьба. Это очень важно для меня. Мы не могли бы сейчас вместе сделать еще одну распечатку? По-моему, здесь, – киваю я на экран, – по-прежнему идут какие-то изображения. И если заново подобрать строчный и кадровый импульсы...
– Я с огромным удовольствием помог бы вам, но... Во-первых, ничего любопытного в тех картинках не было, а во-вторых, у меня есть плановая работа, и начальник не поймет, если я вместо нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35