Ты идешь? — спросил Мелещенко.
— Пойдем, ополоснемся, — вздохнул я, — может, в следующий раз строем, офицерской колонной с песнями придется идти.
Душевая представляла собой морской контейнер, внутри которого были проведены трубы, накручены краны и раструбы для мытья, на пол брошены сколоченные в виде решетки доски.
Навстречу нам вышли Афоня Александров и Юра Луковкин.
— Мужики, опоздали, вода только для моржей, чуть теплая, зам. по тылу пришел и сказал, что не будет ждать, пока офицеры соизволят собраться, — сказал Афанасий.
— Вот сволота тыловая! Знает ведь, что пока рапорта и донесения не сдашь, из казармы не уйти. Гад! — завозмущался Микола.
— Ну что, рискнем, поморжуем? — спросил я приятелей и пошел в контейнер.
Ругаясь на чем свет стоит, мы разделись и принялись быстро смывать с себя грязь, пыль и пот под прохладными струями воды, которая к тому же лилась еле-еле, тонкой струйкой.
В душевую вошел краснощекий зам. по тылу полка Ломако.
— Здравствуйте, товарищи офицеры! Как душ?
— Пошел в жопу, — раздалось из темноты.
— Но-но, кто это хамит?
— Конь в пальто, иди сюда, копытом в грудь шваркну! — продолжал тот же слегка пьяный голос. — Тебя бы в холодную воду после двух недель ползанья в «зеленке» засунуть, я бы послушал с удовольствием маты!
Из полумрака выдвинулся зам по технике танкового батальона.
— А, подследственный, — смущенно забормотал тыловик, — ну-ну, поговори, пока на свободе. — Майор проходил по делу о хищении дизельного топлива, попался на продаже нескольких тонн, особисты взяли с поличным.
— Вот эти молодые лейтенанты промолчат, а я тебе скажу, уж кто жулик, так это ты: сколько спирта ушло, сколько тушенки?
Мы дружно засмеялись, а Ломако, прошипев что-то под нос, выскочил из контейнера. Вода становилась все холоднее.
Смыв грязь и при этом сильно замерзнув, мы побрели в казарму. Настроение было паршивейшее.
В канцелярии, к моему удивлению, сидел сияющий Эдуард Грымов.
— О-о-о! — вырвалось у меня. — Взводных — полный комплект!
— Да нет, — перебил меня Острогин, — лейтенант Грымов назначен заместителем командира роты, а пока исполняет обязанности ротного. Пока!
— Да, пока! — пожимая мне руку, многозначительно произнес Грымов.
Я посмотрел ему в глаза и задумался. Карьерист он был страшнейший, я это знал, и Эдуард этого и не скрывал, характер гнуснейший — ох, и достанется же нам с ним лиха. Видно, Сбитнева он уже списал со счетов, перешагнул через него и чувствует себя почти ротным.
— Я сейчас из штаба, от командира полка. Решил почти все вопросы, которые Сбитнев полмесяца не решал или не мог решить. Корнилова вместо Ветишина отправляют на дорогу, хватит у нас за штатом висеть, как хомут на шее. Из госпиталя сразу отправится туда, раз по горам ходить не способен. Назначение Грошикова в роту состоялось позавчера, как и моя с ним рокировка. Недорозий выведен за штат. Окончательно. Теперь будем ждать взводного, наконец-то роту офицерами укомплектуем.
Эдуард по-хозяйски принялся распоряжаться всем, как будто он уже стал командиром роты. Очевидно, возвращение Володи из госпиталя в его планы не входило. Он поставил на нем жирный крест.
— Тебе, замполит, нужно побольше с людьми работать, на полигон почаще с ротой выходить, хватит бумагу марать, — в конце совещания принялся за меня Грымов.
— Товарищ лейтенант, — ответил я ему официально, — мне приходится эту «бумагу марать» и за себя, и за замполита батальона. Уже второй замполит с батальона ушел, а нового пока нет.
— Уже есть. Твой старый знакомый — старший лейтенант Артюхин. Два капитана не удержались — сбежали, теперь старший лейтенант попытается, хотя, говорят, уже почти капитан. Недели через две появится, но я не позволю прикрываться батальонными делами, заруби на носу. Будешь получать взыскания за роту от меня, если в роте не будешь работать.
И он выразительно посмотрел на всех. Вот, мол, я какой!

***
Неделя началась хуже некуда. Наконец-то отправили в Союз Недорозия. И смех, и грех. С утра перед завтраком Ветишин подошел ко мне и доложил:
— Проводил Серегу Недорозия, с подъема проводил в штаб, пожал руку, помахал вслед автобусу. Сопровождать к самолету поехал особист батальона капитан Растяжкин.
— Вот это да! Особист? Не может быть!
— В общем, тот в командировку едет, ну и взялся присмотреть до Ташкента. Но я со вчерашнего вечера хожу под впечатлением от этого «монстра».
— Кого?
— Сереги! Он мне после отбоя в канцелярии одеколон пить предложил. Я ведь в казарме ночую на сейфе, спать-то негде, а Сергей пил в ленкомнате и спал там же на столе, на бушлате.
— Вот дает!
— Вот-вот! Взял он бутылек «Тройного» у Гоги и предложил распить. Я отказался, а «спецназовец» налил себе в кружку и все залпом выжрал. Сигаретку закурил и блаженствует. Меня чуть не вывернуло, на крылечке подышал, минут пятнадцать — полегчало. Возвращаюсь, а он собрал пакетиков двадцать чайных из сухпая и чифир сварил на плитке — смакует. Выставил его под предлогом, что свет спать мешает, лег на сейфе на матрас и думаю: «Не капитан, а бич какой-то!». И вроде чего-то не хватает, что-то пропало. Утром побрился, а одеколона нет. На полочке «Миф» стоял и французский «О'Жен», а сегодня — нет. Заглянул в ленкомнату: в столе — пустые флаконы и пустая кружка. Я еще думал, провожая, чего от него так морем пахнет, а это одеколон «Миф» на водорослях.
— Хороший коктейль он себе приготовил, — засмеялся Остроган. — Мой «Миф», твой «О'Жен» — классно погулял. «Бумеранг» вернули в Забайкалье, пусть радуются, а то думали сбагрить такого кадра!
— Хотел бы я увидеть физиономию комбрига, который выслал его к нам на два года, а он через два месяца возвращается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84