Это было бы равносильно биологической мутации, последствия каковой я бы посоветовал вам представить самостоятельно…
Напоследок Уиндхем еще раз хихикнул и сел.
— Вы собираетесь штамповать des petits vieux*! — крикнул, вскочив с места, Петижак. — Профессоров с маленькими ножками и огромными лысыми головами. Гипертрофия интеллекта и атрофия сердца. Как вы не понимаете, что наша беда — в избытке, а вовсе не в недостатке ума? Вот она — экзистенциальная трагедия человечества!
— Как же вы предлагаете ее лечить? С помощью ЛСД? — пропищал Уиндхем.
— Почему бы и нет? Полезно все, что открывает в голове окошко, впускает в нее ветер — все, что дает простор мистике и угнетает логику.
— Как вы совмещаете мистицизм с марксистской диалектикой?
— Легко. Это синтез противоположностей. Если отведать вызывающих галлюцинации грибов или священного сока кактуса, находясь в ритуальном диалектическом настроении, то наступит торжество духовной гастрономии, вы поймете тайну Вселенной, которую можно выразить простым лозунгом: “Любовь вместо логики!”
— Любовь? — переспросил Блад. — То-то ваши бабуины разгуливают с велосипедными цепями…
Петижак улыбнулся с доброжелательностью Мефистофеля.
— Средство не всегда аналогично посланию. Царству Божьему будет предшествовать Апокалипсис. Расшибать головы легче, чем ниспровергать логику.
Николай постучал по столу зажигалкой.
— Предлагаю брать слово по очереди. Отто тоже хочет высказаться.
Фон Хальдер встал и сделал вид, что пытается пригладить свою белую гриву пророка, но в итоге еще сильнее ее растрепал.
— Итак, — начал он, — профессор Уиндхем указывает нам путь к сверхчеловеку в духе Ницше. Почему бы нет? Как простой антрополог я не могу угнаться за полетом философских идей мсье Петижака, за всем этим хиппизмом, триппизмом, сидячими, стоячими и лежачими протестами… — Он сделал паузу, ожидая взрыва смеха, но ничего не дождался. — Так что до самого конца я с Петижаком не пойду. Но кое-какой путь готов с ним пройти. Как простой антрополог я мало знаком с человеческим мозгом, но если революция, обещанная Уиндхемом, затронет только кору, где гнездятся наш ум и хитрость, и не покусится на области, ответственные за страсти, то я очень боюсь, что ваш супермен окажется суперубийцей. Ибо, как я продемонстрировал и объяснил в своей последней книге, человек — это животное с инстинктом убивать, направленным прежде всего против ему подобных. Это Homo Homocidus, который будет убивать ради территории, ради секса, из жадности, ради удовольствия…
— Вздор! — перебила его Харриет. — Я, например, простой зоолог, но достаточно знакома с историей, чтобы понимать, что вся эта болтовня об инстинкте убивать — всего лишь модное сотрясение воздуха. Люди убивают не от ненависти, а от любви к своим богам.
— Я это уже слышал, — парировал Хальдер.
— Но не расслышали, — фыркнула Харриет. Наступило время обеденного перерыва.
II
После обеда оставалось немного времени до начала следующего заседания, которое Соловьевы решили использовать для прогулки. Тропинка вела вверх по склону, в сосновый лес, оттуда — на большой луг, мимо сельских хуторов, снова в лес на противоположном склоне горы. Даже сейчас, в июле, на северных склонах сохранился снег.
Почти на всех домах местных жителей висели написанные от руки предложения о сдаче комнат с полным пансионом. Был обеденный час, и Клэр заворожено наблюдала за обедающими на террасах: все, как один, поглощали в большом количестве одно и то же: суп с клецками, свиные отбивные с капустой и картошкой, потом шоколадный торт; все это запивалось пивом.
— Могу себе представить, как они чавкают! — простонала она.
— Отвернись и смотри на горы. Слышишь коровьи колокольчики?
Но звон колокольчиков был заглушен музыкой из окон и треском мотоциклов без глушителей, доносившимся с дороги, как автоматная пальба. Крестьянская молодежь свихнулась на мотоциклах — здоровенных, сверкающих чудовищах, поднимающих им настроение своим ревом. В пятнадцать лет они уходили из школы, болтались год-два на ферме, потом с грехом пополам овладевали ремеслом гаражного механика, электрика, штукатура или официанта, копили денежки, чтобы к сорока годам осуществить заветную мечту — открыть очередной пансион на тридцать спальных мест со здоровой деревенской кухней на основе магазинных блюд быстрого приготовления.
— Жена местного врача рассказала мне, — сказала Клэр, — что они только шесть лет назад заказали холодильник. Раньше никто в деревне не видел холодильников. Когда заказ доставили, она объяснила Хильде, соседской дочери, работавшей у них прислугой, зачем нужен этот ящик. Та воодушевилась и попросила разрешения взять взаймы два кубика льда, чтобы отнести их на блюдечке мужу и бросить ему в пиво. Только на время — потом она принесет лед обратно… Следующим утром Хильда явилась на службу с красными глазами. Оказалось, что по пути домой она так разогналась от нетерпения, что поскользнулась, разбила блюдце, потеряла кубики льда и не сомкнула ночью глаз. Нынче у Хильды свой пансион и морозильник, а также другая домашняя техника, какой не может себе позволить докторская жена. Она теперь едва ей кивает при встрече.
— Кто кому едва кивает?
— Хильда — докторской жене, конечно!
Они зашли дальше, чем предполагали, наслаждаясь безлюдьем. Туристы по большей части переваривали обед на террасах внизу, распластавшись на шатких шезлонгах, которые вот-вот порвутся под их тяжестью. Летом сюда приезжала совсем другая публика, нежели зимой, когда доминировали лыжники: это были выходцы из тех районов Центральной Европы, где тучность по-прежнему считается признаком процветания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57