За эти два года, сообщала Флоранс, она полюбила Европу и едва ли сможет ужиться в Хавароне. Разве что ее представление о Хавароне, составленное вдали от родины, превратно. Но на это она не слишком надеется. Впрочем, хорошо уже то, что она сможет обнять дядю, по которому ужасно соскучилась.Бретт, получив письмо, даже подпрыгнул от радости. Пусть говорит, что хочет, думал он, но, раз она приезжает, значит, что-то ее сюда притягивает. Может, и впрямь, как она уверяет, старый брюзга дядюшка. А может, что-нибудь другое. Но когда она увидит, как с появлением Квоты все здесь изменилось, она откажется от своих глупых идей, которым, впрочем, он никогда и не придавал значения.В начале июля Флоранс села в Генуе на пароход, направлявшийся в Веракрус, потом самолетом добралась до Мехико, но оттуда не полетела прямо в Хаварон, а решила остановиться в Порто-Порфиро – втором по величине после столицы городе Тагуальпы. Там Флоранс родилась, там училась до своего отъезда в Калифорнию. Ей захотелось перед возвращением в столицу окунуться в воспоминания. 2 Еще в самолете ей как нарочно всю дорогу приходилось слышать разговоры о Квоте: позади сидели два каких-то коммерсанта – один из Техаса, другой из Мексики. Они наперебой, с нескрываемым интересом расспрашивали друг друга и строили различные предположения о новом методе, который оставался для них загадкой, но достигнутые Квотой результаты повергали их в восторг и восхищение. Из их разговоров Флоранс поняла, что Квота не намерен делиться тайной своего метода с другими странами, пока не выжмет из него все в Тагуальпе. Мексиканец сравнивал Квоту с Мао Цзэдуном, который в течение двадцати лет проводил опыт революции в маленькой провинции и лишь после этого распространил его на весь Китай.С аэродрома Порто-Порфиро Флоранс отправилась в предместье, где провела все свое детство и часть юности. Она нежно любила этот отдаленный от центра район, его карабкающиеся вверх по холмам улочки с низкими – в испанском стиле – домиками, выкрашенными в неяркие, умело подобранные тона. Ей нравились эти домики, похожие на миниатюрные монастыри, патиос с мавританскими колоннами, увитые цветущими круглый год бугенвилиями. По вечерам, всегда в один и тот же час, сотни птиц, укрывшись в листве деревьев, дружно начинают свой концерт и сразу смолкают, едва зайдет солнце. Улицы большей частью мощеные, и по ним целый день вереницы осликов тащат охапки хвороста и вязанки дров. Тишину, кроме пения птиц, нарушают только цоканье копытцев по мостовой да истошные ослиные крики. В центре машин много, а по здешним улочкам разъезжает лишь несколько стареньких такси, связывающих предместье с вокзалом. В последний раз Флоранс была тут три года назад, и тогда уже в городе появились первые ввезенные из Италии мотороллеры, на которых носились молодые люди, а за их спиной, как амазонки, восседали девушки. Флоранс тогда погрустила о былой тишине и огорченно подумала: «Нет, прогресс не остановить…»И, действительно, его не остановили. Сейчас, подъезжая к знакомым с детства местам, она была поражена непривычным здесь шумом. По улицам, словно пчелиный рой на бензиновых моторах, сновали взад и вперед молодые люди. Куда девались ослики? Исчезли. Их заменили велосипеды с моторчиками и коляской, оседланные бывшими погонщиками ослов, которые тряслись на них, повинуясь ритму двухтактного двигателя. Шум моторов перекрывался непонятным ревом. Флоранс не сразу догадалась, откуда он идет. Это ревели сотни транзисторов. Она вдруг увидела, что все идущие по узким тротуарчикам несут один, два, а то и три приемничка. И все приемники играют одновременно. А так как они были настроены на разные волны, то мелодия из «Травиаты» перебивалась или смешивалась с взрывами твиста, который в свою очередь заглушался трубами «Валькирии». Бах пасовал перед этой какофонией, от Моцарта оставались только самые высокие ноты. Флоранс в ужасе бросилась в боковую улочку, которая показалась ей пустынной. Но и здесь ее ждал новый концерт: из всех окон, из всех квартир несся звон часов, вразнобой отбивающих полдень…В глубокой грусти Флоранс вернулась на аэродром. По дороге из окна такси она заметила на многих магазинах новую вывеску: «Бреттико». Она не сразу расшифровала это загадочное название, но вдруг ее осенило – ведь это либо Бретт и компания, либо Бретт и Квота. Во всяком случае, это, бесспорно, новая фирма, возглавляемая ее родным дядей. Сначала она даже обрадовалась, но тут же помрачнела: «Бреттико» красовалось и на магазинах мотороллеров, и часов с боем, и радиотоваров.Самолет приземлился в Хавароне уже под вечер. Флоранс не дала знать о своем прибытии дяде Самюэлю, не желая, чтобы он беспокоился и встречал ее. Теперь она не знала, как ей поступить: отвезти ли свои вещи на квартиру и там ждать дядю или же сразу поехать к нему в контору. Она решила ехать в контору: ей хотелось посмотреть на все своими глазами и создать обо всем собственное мнение, прежде чем она встретиться с дядей. Сдав вещи на хранение, Флоранс поехала в «Фрижибокс».Ну, так она и думала, фасад перекрасили. Но Флоранс никак не ожидала, что здание отделают мрамором, это отдавало дорогой безвкусицей. И, конечно же, зеркальную дверь перед ней открыл фотоэлемент… Флоранс не узнала лестницы. Может, ее расширили? Или же все дело в роскошной мягкой дорожке, поглощавшей шум шагов? В холле на своем посту стоял швейцар, но, по-видимому, уже не Эстебан. Этот важный, чинный швейцар был одет в ярко-красную ливрею, с новеньким золотым позументом… И однако, конечно же, это Эстебан, только пополневший, вот и все.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70