Я сел в постели, прислонившись спиной
к стене. В голове все еще гудело, лицо горело, и было такое
ощущение, как будто меня избили. Я испытывал стыд,
растерянность и отчаяние. В голове лихорадочно бродили мысли;
ни на одной из них я не мог остановиться. Вчерашний день был
все еще периодом борьбы и целеустремленности. Сегодня я впервые
осознал случившееся. Но раздумывать больше было некогда. Надо
было собираться в дорогу. Усилием воли я заставил себя встать,
чтобы приготовить все.
По улице я шел так, как будто меня вели под конвоем. Я
понимал всю безнадежность происходящего, но надо было что-то
делать, так как я не смирился с мыслью, что случилось
непоправимое. Прохожие, казалось, только и делали, что пялили
на меня глаза. Сев в автобус, я начал мечтать, чтобы отогнать
тяжелые мысли. Я представил себя говорящим с одним из
педагогов, Татьяной Николаевной, и перенесся в воображаемые
события.
"Преподаватель, - говорил я. - всегда может поставить
двойку.
- Ну, - обиженно-протестующе сощурила она свои маленькие
глазки, - если студент знает материал, ему никогда не поставят
"неуд. "
- Нет, я не говорю, что педагог с т а в и т при желании
двойку (приходилось быть тактичным), но я хочу сказать, что он
имеет такую в о з м о ж н о с т ь: в любом случае всегда
поставить двойку.
- При любом ответе?
- При любом ответе.
- Никогда такого не бывает!
Я уже жалел, что завел этот разговор. Хотя я подчеркнул,
что имею в виду только в о з м о ж н о с т ь такой ситуации,
она, все-таки, сказала, что такого "не бывает": в настоящем
времени. Она не раз если не просто ставила двойки, то, во
всяком случае, снижала оценку на балл или на два, и вот именно
поэтому это ее так задело, и поэтому она произнесла
категорическое "никогда так не бывает". Вероятно, разговор бы
на этом и закончился, но я намекнул вскользь, что мог бы с
таким же успехом поставить двойку кому угодно.
- Если бы мы поменялись местами, результат был бы тем же,
даже если бы он был равен двум, - выразился я более
откровенно, хоть и витиевато.
- Ты хочешь сказать. что на моем месте ты бы тоже мог
ставить неудовлетворительные оценки, - перевела она мою фразу
на язык своего уровня. Вряд ли она продолжила бы беседу, но,
присутствовавший тут же парень из нашей группы, пользуясь своим
устойчивым положением, позволил себе в шутку заметить, что она
испугалась, и, задетая этим, она согласилась на мой
эксперимент. Во-вторых, это было все только в моем воображении!
- Ну-с, - сказал я тоном преподавательницы по
муз-литературе, - с чего начнем? Может быть, с "Фрейшютца"
Вебера, а, как по-ва шему? Или "изучим" сейчас партитуру "Сна в
летнюю ночь"? - И, уже обычным голосом, добавил: "Ну, в общем,
возьмите что-нибудь из программы, и можно будет посмотреть. "
- Ну, ты же "педагог", ты и должен сам выбирать
произведение для анализа. Я выбрал "Свадьбу Фигаро" Моцарта,
решив пойти "на уступки". Я взял клавир (а не партитуру) и
поставил его на пюпитр.
- Итак, - начал я, - сначала история создания, потом
анализ, затем выводы. - Это обычно преподаватель, не
высказывая, лишь подразумевал.
В истории создания, когда она просто сказала, что
либретист Да Понте предложил Моцарту либретто "Свадьбы Фигаро",
я счел возможным вмешаться и заметил, что Моцарт, "будучи
убежденным демократом", прогрессивным человеком (с моих губ
чуть ли не сорвалось "коммунистом"), должен бы сам желать
социально-обличительного сюжета комедии Бома~ше, он сам хотел
изобразить на сцене простого слугу Фигаро.
Я долго распространялся на эту тему, и, не дав ей открыть
рта, сам пересказал историю создания до конца. Когда она
уловила мой трюк, было уже слишком поздно. Увы!, я не был одним
из педагогов и не имел их прав, а передо мной не сидела
бесправная и бессловесная студентка, и, стоило бы ей во-время
разгадать мою хитрость, как она бы, тут же "возвратившись" в
педагоги, лишила бы меня слова.
Наконец, мы приступили к характеристике Фигаро, и,
цепляясь за первое попавшееся, я спросил, чем отличается
каватина от арии.
- Ну, я не знаю, - ответила она, - по-моему, это к теме
не относится.
- Нет, возразил я, - все, что относится к опере и к
клавиру, который здесь у вас перед глазами, имеет отношение к
теме. Раз есть в клавире, значит, относится к теме.
На это она ничего не могла сказать. Ей, выросшей на
догмах, было не под силу расправиться даже с той, которую
произнес я. Помолчав, выдержав менторскую паузу, я добавил, что
это как раз и имеет непосредственное отношение к теме, так как
связано с характеристикой центрального персонажа оперы.
На вопрос она так и не ответила. Это была формальность.
Конечно, она не могла знать ответа на все мелочные, глупые
вопросы. И, тем не менее, я постарался сделать из этого
соответствующие выводы.
- Так что же вы вообще знаете? - спросил я опять не
своим голосом. - Чтобы зря не тянуть время, я просто, если вы
хотите, задам вам один вопрос, и, если вы на него ответите,
будем считать, что с темой покончено.
Она согласилась. В этот момент я подошел к клавиру и
захлопнул его.
- Так, - изрек я. - С чего начинается опера? - С
увертюры, конечно.
- Нет, я имею в виду вокальный номер. Она задумалась.
"Как это, саму оперу? " И я, прицепившись к словам "саму
оперу", стал настаивать на более точном определении, называл
это ошибкой, говорил о незнании.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13