Ну и – будь начеку. Сам понимаешь, может всякое случиться…
– Есть, – сказал полковник.
– И передай дальше – по линии. Пусть там тоже приготовятся.
– Они когда же освободились? – поинтересовался начальник милиции.
– Недавно.
– Все вместе? Одновременно?
– Нет, не совсем… Но те, кто вышел раньше – околачивались в городе, дожидались друзей. Очевидно, у них была специальная договоренность… Они, понимаешь ли, следуют все по одному маршруту – на юг.
– Та-а-к, – протяжно сказал полковник, – значит, группа… И – сколько же человек?
– Шесть.
– Ого!
– Вот то-то, – донеслось из трубки. – Потому и звоню.
– Ну, а поименно – кто да что? Вот что мне интересно…
– Тебе нужны все подробности?
– Да нет, общие сведения. Ну и клички ихние – если они, конечно, известны…
– Известны, – сказал комиссар, – нам все, брат, известно.
Сведения, полученные начальником милиции, были таковы. Три железнодорожных вора, входящие в данную группу, отбыли – каждый – по десятке. Звали их: Олег Никишин (кличка – Копыто), Петр Баруздин (кличка – Малыш), Василий Ильин (кличка – Васька Сопля). В этой компании имелся также один налетчик, осужденный на двадцать лет, но досрочно актированный в связи с болезнью – Анатолий Жигачев. (Прозвище он носил смешное и замысловатое – Архангел с Овчинными Крыльями). Находился среди них, кроме того, украинский ширмач, карманный вор, Константин Зорин, по кличке – Хуторянин. Приговоренный к восьми годам заключения, он в лагерях вел себя довольно смирно, ходил исправно на работу и, в результате, освободился по зачетам – на два года раньше срока… Ну, а возглавлял всю эту группу, явственно верховодил в ней, некто Интеллигент (паспортных имен Интеллигент имел множество; настоящее же имя его было – Игорь Беляевский), тридцати двух лет, происходящий из семьи служащих, холостой, неоднократно судившийся. Беляевский был – судя по всему – преступником опытным и разносторонним. Профессий он имел столько же, сколько и паспортов. Промышлял квартирными кражами, подвизался в качестве майданщика – поездного вора. Не брезговал он также и налетами, и этот последний свой срок сидел как раз за грабеж. Срок он получил по Указу, но – небольшой, всего лишь пять лет. И теперь, отбыв его полностью, возвращался на родину, в Полтаву.
Возвращался не один – сумел как-то собрать, сколотить целую шайку. И сделал это, конечно же, неспроста! Что-то, очевидно, было у него на уме; какие-то дела, какие-то планы… Но – какие? Какие?
После разговора с комиссаром полковник некоторое время сидел, погрузившись в раздумья. Потом он потянулся к селектору. Нажал кнопку вызова. И наклонясь к аппарату – приказал:
– Усилить наряды на платформах и у выхода из вокзала. Немедленно, слышите! Тринадцатый идет точно, по расписанию?
– Вроде бы – точно, – отозвался голос из селектора.
– Ну, ладно. Выполняйте! И пришлите ко мне начальника опергруппы… Он – где? Ага… Ну, как придет – сразу ко мне.
С минуту он помолчал. И потом:
– Да, и вот еще что: соедините-ка меня с соседним участком, с Евдокимовым.
Дав отбой и достав папиросу, полковник неторопливо прошелся по кабинету. Старый криминалист, он много повидал на своем веку. И, как ему казалось, – неплохо понимал психологию уголовников. Теперь он старался представить себе всех этих «бывших заключенных», всю группу; пытался вжиться в образы блатных и предугадать их поступки…
«Едва освободившись, обретя свободу – что бы я сделал на их месте? – думал он. – Наверняка, поспешил бы отъехать подальше. Подальше и без хлопот. Главное для них – уйти изпод надзора, скрыться, исчезнуть… Они же ведь знают, что этот их маршрут известен властям. Ну, а раз так, – шкодить в данных обстоятельствах глупо. Тут, как раз, надо ехать тихо! Конечно, комиссар прав: может всякое случиться… И надо быть начеку… Но скорее всего, настоящие дела начнутся у них не здесь, не сегодня, а – позже. На юге. В тех местах, куда они стремятся так дружно».
Он остановился возле стола. Смял в пепельнице окурок. И снова – резким движением – надавил кнопку селектора:
– Подготовьте телефонограмму для полтавского угрозыска, – сказал он. – Текст будет вот какой…
Так, весь этот день, по великой сибирской дороге – по городам и крупным станциям страны – надрывались телефонные звонки, летели депеши, перекликались голоса:
«Едет группа рецидивистов, матерых уголовников. Будьте начеку! Примите меры!»
А виновники всего этого переполоха – ничего не ведая и ни о чем не беспокоясь – мирно полеживали на полках плацкартного вагона. Интеллигент и Хуторянин курили, поглядывая в окно. Трое других (Копыто, Малыш и Васька Сопля) дремали, усыпленные мерным ровным рокотом колес. А старый налетчик, – Архангел с Овчинными Крыльями – растянувшись на верхней полке и подложив руки под голову, негромко напевал, тянул надрывную блатную песню.
Песня называлась «Лагерный вальс». Архангел исполнял ее с чувством. Голос у него был хриплый, диковатый, но все же – не лишенный приятности:
Звон проверок и шум лагерей
не забыть никогда мне на свете.
Изо всех, самых лучших друзей,
помню девушку в синем берете…
…И не мало найдется людей,
пролетит словно осенью ветер,
пронесется сквозь жуть лагерей,
мимо девушки в синем берете.
Мы с тобой два экспресса ночных,
что в тиши обменялись гудками
и в ночной темноте разошлись,
на минуту блеснув огоньками.
Интеллигент и Хуторянин курили, поглядывая в окно. Там, за полотном, пролетали – рябя и вращаясь – хвойные заросли, кущи березняка. Широкий ветер шел по вершинам деревьев. Ветер врывался в раскрытое окно вагона, обдавая пассажиров запахом дыма и острой смолистой свежестью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56