От него пахло трубочным табаком.
– Мне хотелось бы, чтобы вы с мужем пришли сюда завтра утром, в одиннадцать, – сказал Розен. – Видите ли, я был не только менеджером Дункана, но и персональным поверенным. Завтра я собираюсь огласить завещание.
Пола отложила вилку.
– Завещание? Но при чем здесь мы?
– Сейчас я не могу отвечать на вопросы, – улыбнулся он. – Но, пожалуйста, приходите.
Он отошел, и Пола заспешила на другой конец комнаты к мужу, просматривающему стопку нот на рояле.
– Майлз, – тихо позвала она, – Розен хочет, чтобы мы пришли завтра на оглашение завещания. Как ты думаешь, оставил нам что-нибудь Дункан?
Майлз поднял глаза от нотной стопы. Казалось, эта новость ничуть его не затронула.
– Это было бы неплохо.
– Неплохо? Просто потрясающе! Нам бы очень пригодились наличные. Какова на твой взгляд, может быть сумма?
– Откуда мне знать? Может, пять сотен долларов, а может и ничего. Что толку делить шкуру неубитого медведя?
– Помнишь, но все же так приятно об этом думать. Пять сотен! Куда бы нам их пристроить? Если мы их получим, ты позволишь мне купить портативную мойку для посуды?
– Хочешь сказать, что тебе до смерти мыть посуду?
– О нет, – простонала она. – Обожаю мыть посуду в вашей мини-раковине. Это мой ежедневный праздник…
* * *
Оглашение завещания должно было состояться в библиотеке на втором этаже. Беннет проводил Майлза и Полу наверх, где, поднявшийся из-за антикварного стола Филип Розен с улыбкой подал им руки.
– Как раз вовремя. Прекрасно. Присаживайтесь: мы вскроем конверт, как только придет Роксанна.
Они уселись в кресла, а Филип вновь занялся своими бумагами. Пару минут Пола сидела спокойно, подавляя в себе надежды на возможное упоминание в завещании. Потом вспомнила похороны и, повернувшись, посмотрела на угловую полку с коллекцией фарфоровых фигурок. Там на своем месте – посредине – стоял флакон с молчаливо вопящими на пузатых стенках гротескными головами Горгоны. И снова она задумалась над религиозным символом вещицы и странностью обычая выливать содержащееся в нем масло на гробы. Она подумала о человеке в черном дерби, пристально глядевшим на нее от могилы Дункана Эли. Пола решила, что если человек в черном – типичный адепт этой конфессии, то стоит держаться от нее подальше.
Она потянулась было за сигаретой, но, глянув на Майлза, молчаливо просматривающего «Ньюс-уик», с неохотой отбросила мысль о никотине. Ее беспокойный взгляд устремился к выходу комнаты, и она вспомнила канун Нового года и стоящего там Робина. Сейчас тот страх показался глупым, но она помнила, как неприятно и вполне реально подействовал он на нее тогда.
Она перевела взгляд на книжные полки рядом с дверью. Во второй снизу стоял ряд книг в кожаных переплетах, говорящих о том, что им по меньшей мере сто лет. Некоторые казались еще старше, относясь, по-видимому к восемнадцатому веку. Прищурясь, она попыталась было разобрать мелкий шрифт на корешках, но едва успела прочесть пару слов, как в комнату вошла Роксанна.
– Прошу извинить за опоздание, – произнесла она, занимая место рядом с Полой, – но из Чикаго позвонила одна из дальних кузин Дункана и мне пришлось сообщить ей о происшедшем. Я совершенно забыла о ее существовании и это лишь усложнило мне задачу.
– Никто не в силах помнить всех родственников, – заметил Филип. – Итак, все готовы и я вскрываю конверт! Подняв нож с костяной рукоятью, он взрезал клапан большого плотного конверта.
– Дункан сделал завещание пять лет назад, но оно лишь предшествовало этому, составленному им на Новый год, в Нью-Йорке. Свидетелями были: Беннет, Сидней Рэймонт и я. – Он кашлянул и прочел:
«Я, Дункан Мобрей Эли, житель административного центра Манхэттен в городе Нью-Йорк, находясь в здравом рассудке и памяти, диктую и заявляю свою последнюю Волю и Завещание, тем самым аннулируя все ранее составленные. В подтверждение моей симпатии к Майлзу Кларксону, я дарю и завещаю ему один из моих роялей „Стенвэй“ и последнюю коллекцию нот в его личное пользование в надежде на пробудившийся в нем интерес к музыке, к которой, по моему убеждению, у него есть незаурядный талант.
Пункт второй. Более того, я приказываю моим поверенным в течение недели после моей кончины выплатить означенному Майлзу Кларксону сумму в пятьдесят тысяч долларов наличными, для чего необходимо снять с моего личного счета. Эту сумму я дарю означенному Майлзу Кларксону для его поддержки и обеспечения, надеясь, что он использует ее в дальнейшей музыкальной карьере, если изберет таковую.»
Дальнейшее Пола не слышала…
«Пятьдесят тысяч долларов! Пятьдесят тысяч…» – Она посмотрела на мужа. У него был удивленный вид, но она почувствовала, что он притворяется, – казалось будто он обо всем уже знал, но не хотел, чтобы Пола догадалась.
На нее с улыбкой глядела Роксанна.
«И она знала, – решила Пола. – Более того, Роксанна не возражает и, похоже, рада этому!»
* * *
– Не пойти ли нам в «Плаза», чтобы отпраздновать событие? – спросил Майлз через полчаса, когда они вышли из особняка.
– Отпраздновать?! – воскликнула Пола. – Да мы просто обязаны напиться в стельку!
Через двадцать минут они сидели в уголке отделанного дубом бара и смаковали шампанское.
– До сих пор не могу поверить. Ей Богу! Пятьдесят тысяч! Послушай, ведь он знал тебя меньше двух месяцев!
– В самом деле, можно сойти с ума… Я думал, ты бросила курить.
Пола жадно затянулась. Она не касалась сигарет четыре дня и находилась на грани срыва.
– Сейчас мне нужна одна сигарета. Чтобы отпраздновать. Завтра я брошу. О, Майлз, ты только представь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57