В течение следующих нескольких секунд меня не оставляла мысль: «Неужели я сейчас умру?» – но довольно скоро я почувствовал уверенность, что, если что и случится, причина кроется где-то вне меня. А какая угроза, в чем она, где? – оставалось только гадать. Нечто пугающее, да; нечто чудовищное, настолько чудовище, что сам факт его существования, сам его приход и вообще присутствие будет труднее вынести, чем реальную угрозу лично мне. У меня непроизвольно затряслась голова. Я услышал (или мне показалось, что я слышу) шелестящий звук, словно ветер играет в траве, и увидел (не сомневаюсь, что увидел), как зеленая масса плюща на соседнем дубе мелко задрожала, ее листики затрепыхались туда-сюда, как будто от ветра, но никакого ветра не было. А дальше, сразу за дубом, в чаще, двигалась какая-то тень, но я был уверен, что в лесу, кроме меня, нет ни души, а солнце в тот момент не светило. Это было то самое место, за которым наблюдал, как утверждали очевидцы, Андерхилл, его привидение, и то, что привело его в ужас, находилось именно здесь. На большом кусте папоротника, растущем рядом с тропой, один из стеблей вдруг оторвался, издав резкий звук, и полетел, завертевшись, словно лист, подхваченный бурей, двигаясь рывками, в ту сторону, где возникло пятно тени. Я не стал ждать и проверять, видна ли по-прежнему эта тень, я побежал опрометью вниз по тропе, проскочил лес и вылетел на проселок, по которому шагал минут пять назад, и понесся дальше по проселку, теперь уже в обратном направлении – туда, где на краю ложбины сидела Диана с сигаретой в руке.
При моем приближении она повернула голову, придав этому движению светское изящество, от которого не осталось и следа, когда она увидела мое лицо.
– Что случилось? Ты не на скачках, куда так мчишься? Ты не…
– Пошли, – сказал я, отдуваясь. Должно быть, я выкрикнул это во весь голос.
– Что случилось? Тебе плохо? Что случилось?
– Ничего, все в порядке. Надо двигать. Быстрей. Диана больше ничего не говорила, лишь только встревожилась не на шутку, когда я подсадил ее и сам сел в грузовик, развернул его не очень ловко и погнал как можно быстрее по проселку к шоссе. Там я свернул в сторону от деревни. Проехав с милю, я высмотрел пастбище с открытыми воротами, заехал туда и заглушил мотор. К этому времени дыхание у меня восстановилось, дрожь в теле прошла, а страх оставался – пусть как воспоминание, которое упорно сопровождало меня с того момента, как я выскочил из леса. Я по-прежнему чего-то боялся! Открыв крышку в приборной панели – да, там в отделении для мелких вещей лежала плоская фляжка, почти полная, – я машинально отметил, что поступил правильно, разбавив предусмотрительно виски водой для лучшего вкуса, и тут же выпил содержимое до последней капли.
Я сообразил, что придется придумать какое-нибудь объяснение для Дианы, которая, сидя рядом со мной, продолжала хранить неестественное для нее молчание, но в голове у меня царила пустота. Я все же заговорил, надеясь, что слова натолкнут меня на нужную мысль:
– Диана, извини за все. Я вдруг почувствовал себя совершенно ужасно. Мне нужно было убраться с того места. Не могу объяснить, что именно случилось, но чувство было просто отвратительное.
– Стало плохо, ты хочешь сказать? Заболел?
– Не совсем так, нет, болезнь здесь ни при чем… Боюсь, что я не могу описать это ощущение. Наверное, какой-то нервный срыв. Ладно, теперь все позади.
– Морис… – Впервые в ее голосе прозвучала искренняя неуверенность насчет тех фраз, которые должны были прозвучать после обычного призывного возгласа.
– Да, дорогая?
– Морис… скажи мне кое-что, только честно. Это не уловка? Может, ты таким образом даешь мне понять, что не хочешь иметь со мной никаких дел, а?
– Уловка? Какая тут может быть уловка?
– Ну, возможно, у тебя кошки заскребли на душе после того, что произошло, ты почувствовал вину и все такое, и ты раздул в себе все это, и разыграл что-то вроде приступа тошноты, и таким способом даешь понять, что на этом наши отношения кончаются. (Неуверенность исчезла из ее голоса.) Потому что, как я понимаю, в действительности объяснение вот в чем: я не дала тебе того, что ты ждал от меня, или что-то в этом роде.
И это, размышлял я, говорит женщина, которая три минуты назад проявила подлинное участие, на какое только способен человек по отношению к другому человеку.
– Какая ерунда. У меня и в мыслях не было ничего подобного, уверяю тебя.
– Если ты считаешь, что я не подхожу тебе или как это назвать, лучше скажи прямо сейчас.
– Если ты этого опасаешься, – рассвирепел я, – то все, похоже, из-за того, что это я тебе не подхожу, как бы там я для тебя ни старался. Или ты решила, что я каждый день занимаюсь вот так любовью?
Она заморгала и некоторое время кривила рот и подергивала плечами, что говорило о какой-то внутренней борьбе. Затем она улыбнулась и тронула меня за руку:
– Извини, Морис. На меня внезапно нахлынула ужасная паника. Стало казаться почему-то, что я совсем тебе не понравилась. Ужаснейшее ощущение – будто ты ничем не защищен. У женщин бывает такое, ничего не поделаешь. По крайней мере у некоторых женщин. И я просто не знала, что мне делать дальше, честно тебе говорю.
Я поцеловал ее.
– Понимаю, – сказал я, и это на самом деле было правдой. – Но когда мы были там… тебе и вправду все понравилось?
– Мм. Чу-до как понравилось. – Теперь, когда была восстановлена ее гегемония на чувства и переживания, она, должно быть, почувствовала, что может позволить себе великодушие. – Абсолютно чудесные минуты.
– Но это ничто по сравнению с тем, что мы с Джойс сделаем для тебя, обещаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86