– Как там Рамон? – спросил я.
– Он уже закончил с салатницами, и неплохо справился, надо признать, если не вдаваться в подробности, и я поставил его на кофейники. Пока что никаких жалоб. С его стороны, я имею в виду.
– Проследи за ним, будь добр, когда он будет выполнять поручения главного повара. И чашечки для приготовления мороженого – растолкуй ему, что они должны быть идеально чистыми, пусть даже клиенты и не видят их никогда.
– Я уже объяснил ему это, мистер Оллингтон.
– Хорошо, но напомни еще раз, а если надо, так и пригрози. Скажи ему, чтобы принес их мне перед обедом, и я лично проверю. Да, вот что еще – пусть сделают две дополнительные порции нам наверх, у меня сын с женой приезжают. Ну, все как будто?
– Еще один вопрос. Пропало банное полотенце – из номера, где останавливалась та парочка из Бирмингема, и пепельница – тяжелая такая, стеклянная.
– Знаешь, Дэвид, меня подмывает сесть за руль и смотаться в Бирмингем, найти, где живут эти мерзавцы, вломиться, когда их не будет дома, и забрать свое полотенце. Это единственный способ получить его обратно. Или будем впредь вешать в номерах старые половые тряпки и кухонные салфетки, а под окурки выдавать консервные банки из-под зеленого горошка. Давно пора так сделать, и больше никогда не возникнет проблем. А другого выхода не вижу, ей-богу. Если у тебя все, то я поеду в Болдок.
– У меня все, мистер Оллингтон. – На лице Дэвида, вытянутом и чуточку смешном, появилось строгое выражение. – Я еще хотел сказать, что если требуется какая-то помощь помимо кухни и бара, то можете на меня рассчитывать. Вы только скажите. И остальная прислуга так же настроена.
– Спасибо, Дэвид. В данную минуту мне ничего в голову не приходит, но, если что-то понадобится, я обязательно дам тебе знать.
Оставшись один, я собрал выручку, которую нужно было отвезти в банк, нашел и сунул в карман список вин, приготовленный для моего поставщика, надел свою клетчатую кепку и вышел в прихожую. Уборщица – моложавая, довольно симпатичная женщина в джинсах и майке – направлялась с пылесосом в обеденный зал.
– Сегодня на улице прохладней, – сказала она, быстро подняв и опустив брови, словно оценивая, как я выгляжу или как на мне сидит костюм.
– Но к ночи опять станет жарко, как вчера, вот увидите.
Она кивнула, давая понять, что услышала мой ответ, и скрылась за дверью. Уборщица была из тех людей, на которых рождение или смерть других человеческих существ не производит особого впечатления. Затем появилась Эми, чуть ли не по-праздничному одетая в чистенькую рубашку с разноцветными полосками и юбку. Она спросила нетерпеливо:
– Скоро поедем, папа?
– Эми, дорогая… – Я только сейчас вспомнил о своем вчерашнем обещании. – Извини, но боюсь, что нам с тобой придется перенести поездку на какой-нибудь другой день.
– Папа! Ну опять невезуха. А почему?
– Ну… Мы договаривались до того, как…
– До того, как умер дед? Знаю. Только какая связь между тем и этим? Он бы не стал возражать, чтобы я тоже поехала. Ему нравилось, когда мы с тобой делали что-то вместе.
– Я помню, только сегодня появились непредвиденные дела, надо будет оформить свидетельство о смерти в муниципалитете и зайти в похоронное бюро. Тебе будет совсем неинтересно.
– Да не страшно. А что такое муниципалитет?
– Это такое место, где сидят люди, которые руководят всем в городе.
– Да ничего. Я могу посидеть и подождать тебя в машине. Ты ведь все равно зайдешь куда-нибудь выпить кофе, правда? Я похожу по магазинам, а потом встретимся у машины.
– Мне очень жаль, Эми… – И мне действительно было жаль, но я чувствовал, что просто не выдержу этого – что рядом со мной в течение двух часов, не меньше, будет постоянно находиться кто-то, пусть даже настроенный очень доброжелательно, – и я уже давно понял, что не способен полностью расслабиться в присутствии Эми. – Когда возникают обстоятельства такого рода, детям лучше не присутствовать. Лучше съездишь со мной завтра.
Мои слова только разозлили ее.
– Ну, блин. Я не хочу завтра, я хочу сегодня. Ты просто решил избавиться от меня.
– Эми, давай без крика.
– Тебе наплевать на меня. Тебе все равно, чем я занимаюсь. Мне все время нечем заняться.
– Можешь помочь Джойс с приборкой в номерах, это нужное…
– Ну просто фантастика! Огромное спасибочко, папочка.
– Я не позволю, чтобы ты разговаривала с отцом в таком тоне.
– В каком в таком? Вот стану колоться и курить травку, и тогда тебе станет не все равно. Нет, тебе и тогда будет наплевать. Тебя ничего не волнует.
– Эми, иди к себе в комнату.
Она издала трубный звук, что-то среднее между рыданием и стоном, и ушла, демонстративно топая ногами. Я ждал, пока не услышал – довольно отчетливо – сквозь толщину стен, как хлопнула дверь ее комнаты. И в ту же секунду с безукоризненной точностью в обеденном зале загудел пылесос. Я вышел наружу.
И в самом деле сегодня было прохладнее. Солнце, стоявшее прямо над тем самым перелеском, куда, как утверждают, был направлен пристальный взгляд бестелесного Томаса Андерхилла, еще не пробилось своими лучами сквозь тонкую пелену то ли тумана, то ли низких облаков. Пересекая двор, в углу которого стоял мой «фольксваген», я поздравил себе с тем, что скоро начну наслаждаться одиночеством (не избавлением от Эми, а именно одиночеством), и, как всегда, тут же выяснилось, что быть в одиночестве – это остаться наедине с самим собой, с наружной оболочкой и внутренним содержанием всего тела, со своими воспоминаниями, и предчувствиями, и сегодняшними ощущениями, наедине с той трудно очерчиваемой окружностью бытия, которая включает в себя все перечисленное, а кроме того, еще нечто не поддающееся перечислению, и наедине со множеством тревог, присущих этому очерченному целому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86