Какие-то вокруг черепахи ползают.
– О, да их тут полно. Наверно, они тут просто живут. Они дикие.
– Мне тоже так кажется, – ответил Роджер, которого такое объяснение ничуть не успокоило, – но я совсем не уверен, что это вообще черепахи. У них черные панцири с желтыми пятнами – никогда не слышал о таких черепахах. Нет, это не настоящие черепахи. Должно быть, это…
– Они называются черепахи, – мягко сказала Молли.
– Не знаю, что это за чудища такие, но они явно не черепахи. Черепахи живут в море, у них что-то вроде плавников вместо лап. Но, конечно, они не рыбы.
Роджер молча принял протянутый стакан и минуту сидел, размышляя. Его злило то, как эти черепахи, или существа, похожие на черепах, нахально лезли в его жизнь в самый интимный момент.
– Раз для тебя это так важно, – сказала Молли, – я могу у кого-нибудь узнать о них все, что тебя интересует.
– Если за какие-то несколько минут здесь проползли уже две черепахи, значит, лес просто кишит этими тварями. Помнится, я где-то читал, что собаки любят убивать черепах. Тебе надо было подумать…
– Пока что я вижу, они убивают тебя, эти черепахи, сухопутные они там или морские – все равно. Может, ты предпочел бы что-нибудь другое?
– Не понимаю, что ты хочешь сказать.
– Погоди, я, кажется, знаю, в чем дело. Ты считаешь, что Джордж Вашингтон обязан был посоветоваться с тобой, стоит или не стоит позволять диким черепахам ползать, где им вздумается. Но, как я слышала, они совершенно безвредные, несмотря на угрожающую внешность. Не известно ни одного случая, чтобы черепахи нападали на человека.
– Пожалуйста, не пори чепухи.
– Я тут ни при чем, приятель. Я их сюда не привозила. Они сами сюда приползли. Да не обращай ты на них внимания, лучше выпей, а потом я еще налью.
Роджер послушно выпил. Он все еще не мог успокоиться, но очевидно было, что продолжать спор нет никакого смысла. Тем не менее он чувствовал, что проиграл пару очков в словесной баталии и должен немедленно исправить положение.
– Как поживает мой старый приятель Строд? – спросил он.
– Вот что я тебе скажу: мне, к величайшему счастью, совершенно и окончательно наплевать на него. Не имею ни малейшего представления, как поживает твой старый приятель Строд, у меня нет о нем никаких сведений, и я не намерена интересоваться, где он сейчас и что с ним. Я тебе уже сказала, что хочу знать, хотя бы примерно, чего мне ждать от людей в моей ситуации. А еще – чтобы и они знали, чего они могут ждать от меня. Поэтому я говорю им, как отношусь к мужу. Когда я впервые получила возможность узнать его по-настоящему – прожив с ним полгода, – я возненавидела его. Теперь, после четырнадцати лет замужества, я знаю его еще лучше и по-прежнему ненавижу. Хотя, конечно, я немного поостыла, и ненависть моя сейчас не настолько остра. Последние пять-шесть лет я к тому же презираю это ничтожество.
Подобный поворот в разговоре столь же мало понравился Роджеру, как и тот – касавшийся черепах, в котором он потерпел поражение.
– Похоже, у тебя есть веские причины, чтобы расстаться с ним, – холодно сказал он.
– О да, очень веские. Но не менее веские – чтобы остаться. Мне нужны деньги, а у самой у меня их нет. Ни профессии, ни приличного образования; еще раз выйти замуж – да разве найдется желающий!
– А этот твой магазин?
– Ты что, издеваешься? В год «Миранда» приносит убытков на пять тысяч. Наверно, любой, кто хоть сколько-нибудь понимает в торговле, видит это с первого взгляда. Один Строд ничего не видит. Ты небось считаешь, что бессмысленно держать «Миранду», что это моя прихоть, но я так не считаю. Мне ужасно нравится выставлять все эти вещи, и показывать их людям, и когда они им тоже нравятся. Я бы не хотела потерять все это. Поэтому я и остаюсь со Стродом. Он не замечает моего отношения к нему. Он вообще ничего не замечает. Никаких знакомых, никаких интересов – всю жизнь, понимаешь? – кроме тех, что связаны с его делами. Остального для него просто не существует.
Самая пора сменить тему, решил Роджер.
– Мне это напоминает случай некогда модной самовлюбленности, – подытожил он. – Много есть…
– Ты прав, но даже самовлюбленным типам нравится производить впечатление на людей, им хочется, чтобы ими восторгались или боялись их и все такое. Строд совершенно далек от этого. Даже это его ни капельки не волнует. Он никого не замечает.
Она еще долго жаловалась на мужа; Роджер ее не слушал. В конце концов ему надоело, он сел на корточки, улыбнулся морщинками у глаз и спросил:
– Тебе не кажется, что мы слишком много говорим?
Ока отвела взгляд, пригладила челку.
– Ты, пожалуй, прав, извини. Не волнуйся, это было в первый и последний раз. Отныне все будет как в кино, или в телесериалах, или на красивых картинках, обещаю. Прости, Роджер. И выпей, наконец. Ох… – Она вдруг засмеялась и потянулась к корзине. – Совсем забыла. Вот, я тут кое-что захватила для тебя. Надеюсь, тебе понравится.
Молли протянула кошмарную толстую пятидесятицентовую сигару, состоящую наполовину из обрезков яванского табака, наполовину из опилок.
– Что это тебе вздумалось покупать сигару? – недоуменно спросил он.
– Тогда, на вечеринке у Дерланджеров, мне показалось, что ты любишь сигары, ты как-то по-особенному обрезал кончик, ну и вообще. Ты куришь такие?
Роджер решил отказаться от своего излюбленного способа расправляться с сигарами, которые невозможно курить, проще говоря, он надеялся, что никто не станет очень возражать, если он измельчит ее и набьет ею трубку. Была еще альтернатива – сунуть ее в нагрудный карман пиджака с такой силой, чтобы она непременно сломалась. Он готов был прибегнуть к последнему, но неожиданно для себя осторожно положил сигару на край одеяла и сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61