При виде всего этого Диксон, которого уже начало трясти и пошатывать, мгновенно воспрянул духом: ведь это значило, что ему можно будет не уходить по крайней мере еще с четверть часа.– Очень мило, – сказал он.Через минуту они сидели рядом на диване.– Лучше пейте из моей чашки, – сказала Кристина.– Ведь никто не должен знать, что вы были здесь, правда?Кристина налила кофе, отпила немного и протянула чашку Диксону.Диксон почувствовал в этой дружественной простоте чудесное символическое завершение всего вечера. Ему вспомнилось не то греческое, не то латинское изречение о том, что даже Бог не может уничтожить исторический факт, и обрадовался: ведь это относится и к тому историческому факту, что он пьет кофе из чашки Кристины. Он протянул ей печенье. Кристина взяла две штуки, и он вспомнил о Маргарет, которая, претендуя на оригинальность, ни за что не стала бы есть в таких обстоятельствах; по той же причине она всегда пьет только черный кофе. Бог ее знает, зачем она это делает. Ведь не для того же, чтобы прогнать сон на всю ночь? Как, между прочим, приятно думать о ней без всякого страха; он почти дал себе слово послать Гор-Эркварту большую коробку сигар за то, что тот на балу невольно отвлек внимание Маргарет и тем самым дал ему возможность проделать эту авантюру с такси. Затем Диксон отбросил эти мысли, поняв, что в основе их лежит желание не думать о дальнейшем развитии его отношений с Кристиной, о том, что нужно воспользоваться обстоятельствами, чтобы удержать то, чего он уже достиг. Ему было уютно, покойно сидеть с ней рядом, но сердце его билось тревожно. И все же его не покидала неясная надежда. Он пустился в плавание без карты, но, как доказывает опыт, дальше всех порой уплывают те, у кого нет карты.– Я вас очень люблю, – сказал он.– Как это может быть? Вы ведь меня почти не знаете, – ответила Кристина, и в голосе ее снова послышались чопорные нотки.– Я знаю вас достаточно, чтобы отвечать за свои слова.– Это очень мило с вашей стороны, но беда в том, что и знать-то почти нечего. Я принадлежу к тем людям, которых очень скоро узнаешь до конца.– Я вам не верю. Но даже если это правда, мне все равно. Того, что я знаю, больше чем достаточно.– Предупреждаю вас – это к добру не приведет.– Почему?– Начать с того, что я не умею ладить с мужчинами.– Что за чепуха, Кристина! Не изображайте из себя несчастненькую, все равно не поверю. Девушка вроде вас покорит любого мужчину, который ей понравится.– Я же вам сказала – те, которым нравлюсь я, очень быстро исчезают. А такого, чтобы понравился мне, – найти нелегко.– Ну, не выдумывайте. Кругом десятки достойных людей. Даже среди наших преподавателей найдется несколько. Ну, скажем, один-два. Впрочем…– Ну вот, сами видите.– Оставим это, – сказал Диксон. – Сколько вы еще здесь пробудете?– Несколько дней. У меня сейчас отпуск.– Великолепно. Когда мы с вами сможем куда-нибудь пойти?– Не говорите глупостей, Джим. Ну как я могу пойти с вами?– Ничего страшного, Кристина. Вы скажете, что вас пригласил дядя Джулиус. Насколько я могу судить, он вас не выдаст.– Ну, довольно. Это ни к чему. Мы с вами оба не свободны.– Об этом будем беспокоиться потом, когда станем видеться чаще.– Вы понимаете, о чем вы меня просите? Ведь я гостья в этом доме. Меня пригласил сюда Бертран, и я его… Я в какой-то степени с ним связана. Неужели вы не понимаете, что это было бы подло?– Нет, потому что я не люблю Бертрана.– Это ровно ничего не значит.– Ну, хорошо. А как насчет Маргарет?– Очко в ванту пользу, Кристина. Ничего не скажешь. Но у нее на меня нет никаких прав.– Разве? А она, кажется, думает, что есть.Диксон замялся, и на секунду воцарилась полная тишина. Он повернулся и, оказавшись лицом к лицу с Кристиной, сказал уже менее резким тоном:– Слушайте, Кристина, давайте говорить прямо: хотите вы видеться со мной или нет? Забудем пока о Бертране и Маргарет.– Вы же знаете, что хочу, – не задумываясь, ответила Кристина. – Как вы думаете, почему я позволила вам увезти меня с танцев?– Значит, вы… – Диксон глядел на нее, а она глядела ему в глаза, подняв подбородок и полураскрыв губы. Он обнял ее за плечи и наклонился к золотистой головке. На этот раз они поцеловались уже всерьез. Диксону казалось, что его тянет в какую-то темную туманную пропасть, что воздух стал вязким и трудно дышать, а кровь течет медленно и вяло. Он чувствовал, как напряглось ее тело. Одна ее грудь была крепко прижата к его плечу; Диксон поднял руку и положил ее на другую грудь. Внезапно тело Кристины перестало быть напряженным и, хотя она не оторвалась от его рта, губы ее стали безжизненными. Диксон понял и передвинул руку на ее обнаженное плечо, а потом убрал совсем. Кристина улыбнулась ему так, что голова его закружилась больше, чем от поцелуев.– Хорошо, пусть будет по-вашему, – сказала она, прерывая наступившее молчание. – Но все-таки я считаю, что это подлость. Что же вы предлагаете?Диксон чувствовал себя как человек, которого во время вручения ордена «За заслуги» вдруг отвели в сторону и сказали, что в вестибюле его ждет чек с шестизначной цифрой, присланный из футбольного тотализатора.– В этом городке есть очень славный отель, где мы можем пообедать, – сказал он.– Нет, пусть лучше это будет не вечером, если можно.– Почему?– Мне кажется, не стоит, по крайней мере сейчас. Ведь нам придется пить, и я…– Что плохого, если мы выпьем?– Ничего. Но лучше пока не будем пить вдвоем. Прошу вас.– Ну что ж, хорошо. Тогда пойдем пить чай.– Да. Это будет отлично. Когда?– Может быть, в понедельник?– Нет, в понедельник я не смогу; у Бертрана будут гости, с которыми он хочет меня познакомить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94