— Но ведь это и есть возмездие? — не понял он.— Вам виднее, Dottore Брунетти, — она отвернулась.Терпение его кончалось, что, видимо, слышалось и в голосе:— Синьора, я хотел бы задать вам несколько вопросов и получить на них честные ответы.— Задавайте свои вопросы на здоровье, и я дам вам на них ответы.— Честные ответы!— Хорошо. Честные ответы.— Я хотел бы знать воззрения вашего мужа относительно определенных форм сексуального поведения.Вопрос привел ее в явное замешательство.— Что вы имеете в виду?— Я слышал, ваш муж, в частности, не жаловал гомосексуалистов.Похоже, она ждала не этого вопроса.— Да, это правда.— У вас нет никаких соображений, почему? Загасив окурок, она откинулась на спинку кресла, скрестив руки на груди.— Что это, психоанализ? Следующим пунктом вы предположите, что на самом деле Хельмут на подсознательном уровне являлся скрытым гомосексуалом и все эти годы, стыдясь этого, классически ненавидел гомосексуалистов?Что ж, Брунетти сталкивался с подобным, и не раз, но тут явно иной случай, и лучше будет помолчать.Она принужденно рассмеялась презрительным смехом.— Уверяю вас, комиссар, он был вовсе не тем, кем вы его считаете!О большинстве людей, которых он знал, Брунетти мог бы сказать то же самое. Но помалкивал, — любопытно, что она выдаст дальше.— Не стану отрицать, гомосексуалистов он не любил. Все, кто с ним работал, имели возможность в этом убедиться. Но вовсе не потому, что втайне опасался подобного в себе самом. Я прожила в браке с этим человеком два года, и уверяю вас, в нем не было ни малейших признаков гомосексуальности. Думаю, он не принимал подобных вещей просто потому, что это оскорбляло его представление о мировом порядке, некую платоновскую идею о назначении человека.Брунетти случалось слышать и более странные резоны.— Его неприязнь распространялась и на лесбиянок?— Да, но больше его все-таки раздражали мужчины— может быть, потому, что они, как правило, не дают себе труда это скрывать. Думаю, лесбиянки его скорее возбуждали. Как и многих мужчин. Но кажется, мы беседуем не совсем о том.За свою полицейскую жизнь Брунетти случалось беседовать со множеством вдов, многих приходилось и допрашивать, но мало кому из них удавалось так объективно, даже отчужденно говорить о собственном муже. И он силился понять, в чем тут дело — в самой этой женщине или в муже, которого она оплакивает.— Может быть, о каком-то мужчине — из «голубых» — он говорил с особенной неприязнью?— Нет, — не раздумывая, ответила она, — Все зависело только от того, с кем он работал в данный момент.— А он не избегал работать с ними?— В музыкальной среде этого никак не избежать, их ведь слишком много. Хельмут не любил их, но работал с ними, когда было нужно.— А скажите, во время работы он обращался с ними как-то иначе, не так, как с остальными?— Комиссар, я надеюсь, вы не пытаетесь выстроить сценарий убийства на гомосексуальной почве — кто-то якобы убил Хельмута из-за обидного слова или расторгнутого контракта?— Людей убивали из-за меньшего.— Это незачем обсуждать, — отрезала она. — О чем вы еще хотели спросить?Он колебался, стыдясь задать следующий вопрос. Уговаривал себя — он все равно что священник или врач, и то, что ему скажут, дальше него не пойдет, — и знал, что это неправда, что чужая тайна не остановит его, если выведет на того, кого он ищет.— Мой следующий вопрос не столь общий и не затрагивает его воззрений. — Он умолк, надеясь, что она поймет намек и сама что-нибудь расскажет. Но помощи не последовало. — Меня интересуют ваши взаимоотношения с мужем. В них не было ничего необычного?Он отметил, что она с трудом усидела в кресле. Но вместо того, чтобы вскочить, уперлась правым локтем в подлокотник кресла и несколько раз провела средним пальцем по нижней губе.— Если я вас правильно понимаю, вас интересуют наши сексуальные взаимоотношения.Он кивнул.— Вы отдаете себе отчет, что я могу и возмутиться — на что это вы намекаете, говоря о необычном, да еще в такие дни и с учетом его возраста? Но я просто отвечу вам, что нет, ничего «необычного», как вы выразились, в наших сексуальных отношениях не было, и это все, что я намерена вам сообщить.Что ж, он спросил— она ответила. Правду ли — это вопрос уже совсем из другой области, в которую лучше не лезть.— Не было ли у него, на ваш взгляд, каких-нибудь особых осложнений с кем-нибудь из исполнителей, занятых в последнем спектакле? Или вообще с кем-то из его участников?— Особых— нет. Режиссер— известный гомосексуалист, и про сопрано тоже поговаривают.— Вы кого-то из них знаете?— С Санторе у меня знакомство только шапочное— здоровались, когда встречались на репетициях. Флавию я знаю, но не слишком хорошо — мы виделись в гостях и немного разговаривали.— Что скажете о ней?— Превосходная певица. И Хельмут был того же мнения, — ответила она, словно не поняла намека.— А как человек?— Человек она, по-моему, прекрасный. Может, иногда у нее с юмором неважно, но в целом с ней очень приятно общаться. И она очень неглупая — что большинству певцов вообще-то несвойственно. — Она совершенно очевидно уходила от ответа, изображая непонимание, значит, прямого вопроса не миновать.— Так что же о ней поговаривают?— Я никогда не придавала этим слухам такого значения, чтобы в них вникать.— А ваш муж?— Думаю, он в них верил. Нет, неправда. Я знаю, что он верил в них. Он как-то высказался на этот счет. Не помню уже, что именно он сказал, но из этого стало ясно, что он в них верит.— Но вас он в их справедливости так и не убедил?— Комиссар, — проговорила она с нарочитой кротостью, — я не уверена, что вы правильно понимаете мои слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78