И— никаких признаков дочери синьоры Веллауэр: ничто в отчете не указывает на присутствие в доме третьего члена семьи. Ни в одной из гостевых комнат не обнаружилось ни одежды девочки-подростка, ни книг, ни каких-либо личных вещей. Брунетти, привыкшему на каждом шагу спотыкаться о непосредственные свидетельства присутствия собственной дочки, это показалось странным. Синьора, конечно, объяснила, что девочка ходит в школу в Мюнхене. Но увезти с собой туда все-все свое барахлишко— это надо быть удивительным ребенком!Далее следовало описание комнаты экономки-бельгийки, на взгляд обоих офицеров чересчур скромно обставленной, и самой экономки, по их же словам, подавленной, но готовой к сотрудничеству. Последним в описании шел кабинет маэстро, где и были изъяты «документы». Некоторые из таковых впоследствии вернули назад, предварительно показав переводчице с немецкого, которая засвидетельствовала (на листке, приобщенном к отчету), что «основной их массив относится к контрактам и профессиональной деятельности покойного». Ежедневник был тщательно просмотрен и признан несущественным.По прочтении опуса Брунетти решил сам отправиться на поиски обоих авторов, — все лучше, чем сидеть и злиться, дожидаясь, пока те явятся в кабинет по его приглашению. Время шло к девяти, так что искать обоих имело смысл не на работе, но в баре, что за мостом Понте-деи-Гречи: если исходить из того, что данный час относится к первой половине дня, то это был единственно возможный и логически неизбежный вывод.Хоть Брунетти и страшился всякий раз, что к расследуемому им делу прикомандируют эту парочку, он обожал обоих. Альвизе — плотного смуглого коротышку лет сорока пяти — можно было бы назвать карикатурным сицилийцем, не будь он родом из Тарвизио, что на самой границе с Австрией. На работу его взяли в качестве эксперта по современной итальянской эстраде; как-то, лет пятнадцать назад, ему собственноручно подписала программку Мина — легендарная королева итальянской поп-музыки. За долгие годы событие это до того расширилось и расплылось (как и сама Мина) от бессчетных пересказов, что Альвизе уже намекал, маслено поблескивая глазками, что между ним и Миной было далеко не только это. Причем на его рассказы никак не влиял тот факт, что певица была на голову выше самого Альвизе и раза в два шире.Риверре, его напарник, был рыжеволосый палермитапо Уроженец Палермо (ит.), главного города Сицилии.

, которого интересовали в мире две вещи: футбол и женщины, — причем именно в такой последовательности. Лучшим мигом своей жизни он считал беспорядки на футбольном стадионе в Брюсселе. Свой рассказ о том, что он делал там до прибытия бельгийской полиции, он дополнял сагами о покоренных дамах, обычно иностранках, которые якобы падали направо и налево, как колосья, под серпом его неодолимого обаяния.Брунетти нашел обоих именно там, где предполагал—у стойки бара. Риверре читал спортивную газету, а Альвизе болтал с Арианной, содержательницей заведения. Ни один из них не заметил Брунетти, пока тот не подошел к самой стойке и не попросил чашечку кофе. Тогда Альвизе приветливо улыбнулся, а Риверре даже оторвался от газеты, чтобы поздороваться с начальником.— Еще два кофе, Арианна, —сказал Альвизе, — все три за мой счет.Брунетти разгадал незатейливую хитрость, имеющую конечной целью обратить его в должника. К тому времени, когда подали все три кофе, газета в руках Риверре непостижимо трансформировалась в синюю папку, которая теперь лежала прямо на стойке.Брунетти положил себе две ложки сахара и помешал.— Это вы двое ходили домой к маэстро?— Да, синьор, — бодро отчеканил Альвизе.— А какой дом! — протянул Риверре.— Я только что прочел ваш отчет.— Арианна, принеси-ка нам еще бриошей.— Причем прочел с большим интересом.— Спасибо, синьор.— В особенности ваши замечания по поводу его гардероба. Я так понимаю, вам не нравятся английские костюмы.— Нет, синьор, — Риверре, как обычно, юмора не понял, — По-моему, у них штанины слишком широкие.Алъвизе, протянув руку через стойку, чтобы открыть папку, совершенно случайно пихнул напарника локтем— может, чуть сильнее, чем следовало.— Что-нибудь еще, синьор?— Да. Скажите, пока вы там были, вы не заметили никаких признаков присутствия дочери синьоры?— А что, у синьоры и дочка есть? — это вступил Риверре.— Поэтому я и спрашиваю. Были там хоть какие-то следы ребенка? Книжки? Одежда?Лица обоих отразили напряженнейшую работу мысли. Риверре завел глаза в космос, оказавшийся к нему, по-видимому, значительно ближе, чем к прочим людям, а Альвизе уперся взглядом в пол, засунув обе руки в карманы форменных брюк. Прошла добрая минута, прежде чем оба ответили «Нет, синьор!» — в один голос, как будто долго репетировали.— Вообще ничего?И снова— каждый отыгрывает собственное амплуа, а следом— синхронное «Нет, синьор!».— Вы говорили с экономкой, с бельгийкой?При воспоминании о бельгийке Риверре закатил глаза, что следовало понимать в том смысле, что тратить время на эту сухую жердь, будь она хоть иностранка, значит тратить его впустую. Альвизе ограничился кратким:— Да, синьор.— А не говорила ли она вам чего-нибудь, на ваш взгляд, важного?Риверре уже набрал воздуха для ответа, но напарник успел раньше:— Да она толком ничего и не сказала. Но у меня осталось впечатление, что она недолюбливает синьору.Тут Риверре не утерпел и ввернул со зловещей улыбкой:— Интересно, за что— ей-то? — с ударением на «ей-то».Брунетти, осадив его холодным взглядом, обратился к Альвизе:— А почему?— Не знаю, ничего такого, на что бы можно пальцем показать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78