– Да что вы? – удивилась Джейн. – Наверняка миссис Фулмер не знала, что вы будете в городе.
Чак Грец кисло улыбнулся.
– Наш комитет не из влиятельных. Только те, кто связан с конгрессом, знают о нем, но уж никак не посол, для которого внове политическая жизнь.
– Вот если бы сенатский комитет... – сказала миссис Хирнс. Ее лицо стало серьезным. – Просто стыдно, что люди, начавшие заниматься политикой, не усвоили основных правил.
– Правила? – вежливо поинтересовался Нед. – Я знаю только одно правило: «Добейся избрания».
– Это правило первое. Второе правило гласит: «Добейся переизбрания», – объяснила Кэти. – А правило третье: «Позаботься о своих друзьях».
– И о своих врагах, – мягко добавил Грец. – Четвертое правило: "Никогда не забывай ни услуг, ни обид. – На этот раз он одарил слушателей широкой улыбкой.
Джейн почувствовала, что в этом разговоре посвященных было что-то соблазнительное, заставляющее ослабить контроль над собой. Иначе непонятна следующая реплика Неда.
– Мне сказали, что воскресный прием будет весьма политизирован, – сообщил он членам Конгресса. – Ожидают мощную поддержку позиции президента по разным вопросам.
– Да? – резко спросил Грец. – Но мероприятия по поводу Четвертого июля никогда не бывают политическими. Нет, никогда.
– Это пока вы, республиканцы, не начнете ими заниматься, – возразила Кэти Хирнс с довольно злорадной ухмылкой. – А вы двое не обращайте на нас внимания. Мы хуже, чем пара боксеров на тренировке. Чак, пойдем-ка со мной, дорогой.
Она направилась с ним в дальний конец зала.
– Мне надо было бы придержать язык, – тихо сказал Нед.
– Не валяйте дурака, полковник Френч.
– Что это значит?
– Вы любите заводить, – заметила она жестко. – Я видела, как вы заводили Ля Лэм. И сама завелась, так как никогда не думала, что ты можешь делать это сознательно. Но оказывается, у тебя просто талант. А зная твое настоящее отношение к политикам, уверена, что ты использовал этих замечательных людей в своих целях. Не так ли?
– О чем ты так долго разговаривала с Лаверн?
Джейн пожала плечами.
– Может, она сама скажет тебе об этом.
– Ну, и кто на самом деле провокатор?
К полуночи муж профессора Маргарин и мэтр Люссак, французский адвокат, откровенно зевали, несмотря на самые соблазнительные движения девушки, исполнявшей танец живота. Только кинопродюсер, синьор Альдо Сгрои, с интересом наблюдал ее завораживающие телодвижения. Его блестящие глаза выдавали пристрастие к женскому полу. После одиннадцати Берт дважды пытался уговорить Хефте позвонить по телефону. Один из его помощников все время сидел у телефона, ожидая звонка, однако Мамуд и Мерак не звонили и не появлялись.
Хефте притворялся, что ему это безразлично. Но Берт знал, почему он это делает: проявить беспокойство перед спонсорами – все равно, что потерять лицо. Берт не был так сдержан, потому и не слишком старался скрыть от Хефте свое беспокойство.
– Так всегда бывает с неопытными бойцами, – шепнул он Хефте, когда доктор Хаккад отвлекся.
– Товарищ, – улыбнулся Хефте, – ты начинаешь причитать, как старуха. Опытный командир должен уметь ждать.
– Не читай мне нотации.
Берт, чуть не потеряв контроль над собой, заставил себя рассмеяться, хотя это вышло не слишком натурально, он пошутил:
– Ты прав, брат. Ожидание – искусство: чтобы его освоить, нужно долго тренироваться.
Журналист Мак-Налти уснул сразу после того, как они приехали, и спал до сих пор, то есть уже больше часа, в своем кресле, убаюканный гипнотизирующей музыкой и, вероятно, неумеренной дозой ракии.
После ужина Берт стоял на улице и смотрел, как Хефте помогал рассаживать гостей в два лимузина, потом сказал:
– Я приеду позже.
Когда лимузины тронулись, он вернулся в ресторан и вызвал такси. На нем добрался до Сент-Джонс-Вуда. Там сел за руль темно-серого «фиата-фиорино» и на предельной скорости помчался по пустому шоссе. Через полчаса он был в Амершэме. Там, всматриваясь в редких прохожих и стоящих парней, он медленно проехал мимо станции, где проходили поезда подземки линий «Метрополитен» и «Бритиш-Рэйл». Но ни Мерака, ни Мамуда не обнаружил.
Оказавшись в сельской местности, Берт проехал одну-две мили, проскочил темную главную улицу Литтл-Миссендена. Оба паба были закрыты, на окна и двери спущены решетки. Во всех тюдоровских домишках по пути к старинной церкви не было ни огонька. Он выключил фары и заглушил мотор. На нейтральной передаче машина покатилась дальше. Не было слышно ни звука.
Тишина успокаивала. Вдали вдруг раздалось «пр-ру». В это позднее время все машины по отпугиванию ворон молчали. На шоссе в нескольких милях от деревни тяжелый грузовик или автопоезд слегка пофыркивал двигателем.
Берт беспокойно вздохнул.
Низко над землей клубился легкий туман. Он подумал, что неподалеку есть река, названия которой он не знал. Фургон остановился в десяти ярдах от последнего дома, где этим утром Берт оставил двух парней.
Луны на небе не было видно. Но на востоке облака слегка серебрились. На западе сияло светло-розовое зарево ночного Лондона.
Пр-ру... Пп-пру...
Берт ступал очень осторожно, стараясь не задеть гравий в траве. Он бесшумно переходил от окна к окну и пытался заглянуть внутрь. Берт почувствовал, как часто забилось его сердце. Хефте сказал бы, что он ведет себя как старая баба – ведь было ясно, что в коттедже никого нет. Наверняка эти тупицы давным-давно закончили свои дела и преспокойно вернулись в город.
Все вокруг было спокойно.
Берт тихо вставил ключ в замок боковой двери, бесшумно отпер его и шагнул внутрь. Прислушался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152