Пение не прекращалось, но все завертели головами, с любопытством рассматривали ее.Слишком смущенная, чтобы взглянуть на священника, Эллен потупила глаза и принялась искать сборник церковных гимнов, но обнаружила нечто более ценное в этой обстановке: старомодный веер из пальмовых листьев. Подобных вещиц она не видела с самого детства – с тех пор, как навещала бабушку в Мидуэсте. Чрезвычайно обрадованная находкой, Эллен энергично принялась обмахиваться. В церкви оказалось даже жарче, чем она ожидала. Окна были наглухо закрыты (похоже, они не отворялись с того самого момента, как здание было возведено), и от побеленных стен так и несло жаром, как из топки. Оглядевшись, Эллен подумала, что никогда еще не видела такого угнетающе унылого помещения: ни картин, ни портьер, ни резьбы на колоннах или спинках скамеек. И очень тесно: яблоку негде упасть, а ведь прихожан собралось всего-то не больше семидесяти.Пение закончилось, и воцарилась тишина. Потом голос с кафедры объявил:– Псалом шестнадцатый, братья и сестры.Эллен подняла глаза.Первое слово, пришедшее ей на ум при виде священника, было «недоделанный». Казалось, что пастора, невысокого и тощего, на скорую руку слепили из остатков, которых явно не хватало на полноценного человека. Слишком жидкие волосы, слишком мелкие черты узенького личика – вся его сила, похоже, ушла в голос. Скрипуче-пронзительный, он что-то смутно напомнил Эллен, хотя что именно, она так и не смогла сообразить.Дребезжащее пианино заиграло знакомую мелодию, и Эллен с готовностью собралась запеть. Ей нравились церковные гимны, их бравурные ритмы, создающие забавный контраст с проникновенным лиризмом стихов. Но после первых же строчек она поняла, что слова какие-то другие. Прислушавшись к пронзительному сопрано соседки слева, Эллен ужаснулась. Кто сочинял подобные тексты? Трудно решить, что в них было хуже: хромающий размер, убогие натянутые рифмы или сам смысл этих, с позволения сказать, «шедевров» религиозной мысли.Одна строфа сильнее всего врезалась ей в память как наиболее типичный образчик подобного творчества: Блудницу в пурпуре низверг Он в пылающее пламя Ада. Она познала тяжесть Его руки - Тебе задуматься об этом надо. После этого Эллен едва могла дождаться проповеди.Она выдержала только первые десять минут. С возрастающим омерзением слушала она хриплую тираду, слетавшую с уст ужасного коротышки на кафедре. В его воплях не было ничего даже отдаленно забавного, ибо их переполняла ненависть: к иудеям, которые распяли Христа; к черным, сыновьям Хама, которых Бог обрек на вечное рабство; к безбожным коммунистам; к проклятым папистам, поклоняющимся ложному Богу; к язычникам, которые отвергли Господа; и к атеистам, от которых Господь сам отвернулся.Эллен наконец поняла, кого ей напоминает этот бесноватый. Она была слишком молода, чтобы помнить трансляции надрывных речей берлинского оратора, но она слышала записи. Сравнение пастора с Гитлером было, пожалуй, слишком лестным для жалкого провинциального священника – он не обладал подобной властью, но, Эллен готова была поклясться, рвался к ней, чтобы стереть с лица земли всех инакомыслящих, подобно тому, как его безжалостный Бог покарал города земли Ханаанской. «И поразил их острием меча, и все души, пребывшие там...»Эллен не желала оскорблять кого-нибудь из собравшихся, но еще меньше она желала сидеть и покорно внимать всей этой дикой дребедени. Бесшумно поднявшись, она вышла из церкви, чувствуя, как оглядываются ей вслед почтенные прихожане и как горящие глаза пастора сверлят ей затылок.Ей не сразу удалось вернуть себе душевное равновесие. Сидя в машине, она пыталась успокоиться, но вновь и вновь возвращалась мыслями к услышанному. Дело даже не в том, что сегодня она столкнулась с умом извращенным и оголтелым. Гораздо серьезнее ее расстроило внезапное осознание тоге, что привычная система ценностей оказалась не единственно возможной. До сих пор Эллен страдала весьма распространенным заблуждением, что по законам ее круга живет большая часть человечества. Всю жизнь она существовала в мире хороших манер и вежливой терпимости к недостаткам ближних. Конечно, в нем тоже имелись пороки: прежде всего – лицемерие и циничное равнодушие к абсолютному добру и злу, ведущее к неумению провести между ними границу; но это был устойчивый мир, несмотря на свою заурядность. Небезупречный, но предсказуемый. Там же, куда она только что мельком заглянула, возможно было все что угодно.Домой она ехала, напевая «Твоя любовь возвышает меня». Вот это был гимн! Его маршевый ритм вселял надежду в сердца отчаявшихся грешников. Но для миссис Грапоу «любовь», вероятно, была неприличным словом, таким же, как «секс».Когда ветви сосен у дороги сомкнулись за ее автомобилем, Эллен почувствовала себя в безопасности, как будто зеленые великаны воздвигли стену между ней и городом. На залитой солнцем поляне лениво дремал ее милый старый дом. С новым приливом симпатии Эллен подумала о женщине, которая когда-то была здесь хозяйкой. Если Мэри Баумгартнер вызвала недовольство Церкви Гнева Господня, это сильный довод в пользу Мэри. «Ее следует канонизировать», – подумала Эллен с кислой усмешкой, сдирая с себя пропитанное потом платье и отправляясь под душ.Ей не хотелось никого видеть, но все же она обрадовалась, когда на склоне дня услышала звук подъезжающего автомобиля. Как Эллен и ожидала, это был Норман. Вглядываясь в ее лицо сквозь новенькую сетку двери, он шутливо спросил:– Путь свободен?– Свободен?.. Ах, да! Погоди минутку.Она обернулась как раз вовремя:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78