С другой стороны, более-менее официальный визит… – Лим не закончил фразы.
– Я понимаю, что вы хотите сказать. Но я уверен, что Сачетти захочет повидаться с давним другом, особенно с давним другом, который помог ему умереть на некоторое время.

Я ловил такси на площади Раффлза, неподалеку от Чейндж-Элли, когда к тротуару свернул «шевроле»-седан. Я решил, что это такси, тем более, что водитель затормозил до трех-четырех миль в час, а пассажир на заднем сидении опустил стекло. Поднятые стекла указывали на то, что машина снабжена системой кондиционирования, и я уже приготовился высказать пассажиру благодарность за то, что он решил разделить со мной прохладу салона, когда увидел направленный на меня револьвер. За моей спиной раздался голос: «Поберегись, приятель!» – но я и так все понял. И уже складывался вдвое, чтобы прыгнуть в сторону. При падении я сильно ударился правым плечом, но мне и раньше приходилось ударяться об асфальт, когда главный герой не желал рисковать своим драгоценным здоровьем, и на съемочную площадку вызывали каскадера. Прогремел выстрел, мне показалось, что пуля впилась в асфальт рядом со мной, но, возможно, у меня просто разыгралось воображение. Второго выстрела не последовало. Я еще катился по мостовой, когда стекло поднялось и «шевроле», набирая скорость, влился в транспортный поток. Я встал, отряхнулся под любопытными взглядами пешеходов. Никто не произнес ни слова, не позвал полицию, не поинтересовался, не порвал ли я брюки. Но, возможно, они приняли выстрел за взрыв шутихи. Шутихи рвались в Сингапуре днем и ночью. Сингапурцы любили устраивать фейерверки.
– Чисто сработано, – прокомментировал тот же самый голос, что предложил мне поберечься.
Обернувшись, я увидел крепенького, дочерна загоревшего мужчину неопределенного возраста, от тридцати пяти до пятидесяти с гаком, в выцветшей рубашке цвета хаки, брюках, перетянутых широким кожаным поясом с медной бляхой, и теннисных туфлях, когда-то бывших белыми, но заметно посеревших от времени и грязи.
– Да, повезло. Отклонись пуля на пару ярдов, и никакая реакция мне бы не помогла.
Он стоял, засунув руки в карманы, щуря зеленые глаза от яркого солнца.
– Я как раз шел на ту сторону площади выпить пива. У меня такое впечатление, что и вам не вредно промочить горло.
– Скорее всего, вы правы.
Мы устроились за столиком в баре, плохо освещенном, почти пустом, но с кондиционером. Официант принес нам две бутылки пива и вновь уткнулся в газету. Мужчина в хаки, не обращая внимания на стакан, поднял бутылку ко рту и начал пить прямо из горлышка. Утолив первую жажду, он поставил бутылку на стол, достал из кармана плоскую оловянную коробочку с табаком, папиросную бумагу и свернул себе сигарету. По его автоматическим движениям чувствовалось, что это дело для него привычное. Закурив, он пристально посмотрел на меня, и я заметил, что морщинки в уголках глаз не исчезают, даже когда он не щурится. Тут я решил, что ему скорее пятьдесят с гаком, чем тридцать пять.
– Я – полковник Нэш, – представился он.
– Полковник чего? – переспросил я и назвался сам.
– Филиппинской партизанской армии.
– Но она распалась несколько лет назад.
Он пожал плечами.
– Если вам не нравится полковник, можете звать меня капитан Нэш.
– Капитан филиппинского партизанского флота?
– Нет, «Вилфреды Марии».
– Что это такое?
– Кампит.
– Что?
– Корабль водоизмещением восемь тонн. Я купил его у пирата с Моро. Я – контрабандист.
– Всем нам приходится так или иначе зарабатывать на жизнь, – ответил я, – но мне кажется, совсем не обязательно рассказывать кому-либо, как мы это делаем.
Полковник Нэш вновь глотнул пива.
– А что такого, мы оба – американцы, не так ли?
– Я, во всяком случае, да.
– В Сингапур я контрабанду не привожу. Тут я продаю обычный груз.
– Какой же?
– Лес, главным образом с Борнео, из Тауа. Загружаю корабль копрой на Филиппинах, продаю ее в Тауа, где мне дают хорошую цену в американских долларах, покупаю лес и везу его сюда. Тут из него изготавливают фанеру.
– А когда же находите время для контрабанды?
– Когда плыву отсюда на Филиппины. Я загружаюсь часами, фотокамерами, швейными машинками, английскими велосипедами, сигаретами и виски и сбываю их на Лейте или на Себу.
– Вас никогда не ловили?
– В последнее время нет. На «Вилфреде Марии» четыре двигателя, и тридцать узлов для нее не скорость. А если уж запахнет жареным, я могу укрыться на островах Сулу.
– Где вы живете на Филиппинах?
– Себу-Сити.
– Давно?
– Двадцать пять лет. С сорок второго года я воевал в партизанах, потом поддерживал связь между партизанами и американцами, да так и остался на островах.
– Я знаю человека, который был в Себу-Сити примерно два года назад. Американца.
– Как его звать?
– Анджело Сачетти.
Нэш как раз собирался поднести бутылку ко рту, когда я произнес имя и фамилию. Его рука застыла в воздухе, глаза сразу насторожились.
– Ваш друг?
– Знакомый.
Нэш поднес-таки бутылку ко рту и осушил ее до дна.
– Вы его ищете?
– В некотором роде.
– Или вы его ищете, или нет.
– Ладно, ищу.
– Зачем?
– По личному делу.
– Не думаю, что он захочет встретиться с вами, – Нэш махнул официанту рукой, требуя вторую бутылку.
– Почему вы так думаете?
Нэш подождал, пока официант принес бутылку, и вновь уткнулся в газету.
– Сачетти появился в Себу-Сити примерно два года назад без гроша в кармане. Ну, возможно, пара долларов у него завалялась, но он не ел в ресторанах, и звали его совсем не Анджело Сачетти.
– А как?
– Джерри Колдуэлл.
– Сколько он пробыл в Себу-Сити?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61